Валтасаров пир. Лабиринт

С этими словами перешла она в следующий зал, потом осмотрела все сначала. И главный зал с покатым полом, который похвалила. И классы, и раздевалки, и комнату для балетмейстера. Предоставленный себе Венчевский посмеивался. «Дрожит от холода, а не уходит, — подумал он. — Значит, клюнула!»

На улице Иоанна остановилась и, растирая руки, подняла глаза кверху. Она уже приняла решение и обдумывала теперь, как быть дальше.

— Прежде всего надо переговорить с министерством культуры и искусства. Они мне оплатили проезд из Парижа, номер предоставили в гостинице. Возможно, у них есть какие-то виды на меня.

— Исключено!

Решительность, с какой это было сказано, можно было истолковать и как неуважение к этому учреждению. Но на самом деле слова полковника означали лишь, что, по его мнению, это не доводы. Он считал, что уже убедил Иоанну.

— Все зависит только от вас, — сказал он, — с министерством можно договориться.

— Тогда решено! — протянула ему руку Иоанна.

— Решено! — повторил обрадованный полковник и протянул ей обе руки. И хорошо сделал — рука у нее была большая.

— Да, вот не знаю еще, как с Лидией Тарновой, — вспомнила не без досады Иоанна.

— А что ж такого? Если вы обещались преподавать у нее, пожалуйста, никто вам не мешает. Но мы у вас должны быть на первом месте.

Уже в машине полковник предложил:

— Заедемте ко мне на работу, уладим необходимые формальности?

Но Иоанна была занята и освобождалась только через час: она спешила как раз к Тарновой, с которой условилась на это время. Полковник подвез ее, помог выйти, заметил номер дома, чтобы через час прислать шофера, и, сказав, что не прощается, раз они еще сегодня увидятся, вернулся к машине.

Иоанна взбежала по лестнице. На площадке первого этажа на нее налетела спешившая вниз черноволосая девушка с большущими картонными коробками и выбила у Иоанны сумку из рук. Буркнув что-то под нос, она было пронеслась мимо, но сердитый голос Иоанны заставил ее остановиться.

— Что мне ваше «извините»?! Лучше бы сумку подняли!

— А чем? — насмешливо спросила девушка и повела плечами, показывая, что у нее обе руки заняты.

— Надо смотреть!

— Надо дорогу уступать нагруженному человеку!

— Нечего сломя голову лететь!

— Нечего ползти, как черепаха!

Взбешенная Иоанна резко повернулась, непроизвольно взмахнув рукой, и девушке показалось, будто та хочет ее ударить. Одним прыжком перемахнула она через несколько ступенек.

— Эй, рукам воли не давать, а то как двину!

— А чем? — повторила Иоанна ее вопрос и повела, передразнивая, плечами.

— А вот чем! — воскликнула та и вскинула ногу под нос Иоанне.

Ее черные, гладко причесанные волосы не шевельнулись, лишь губы приоткрылись слегка от напряжения, и за ними блеснули зубы.

— А, балетная пташка! — прошипела Иоанна. — Только батман делается вот как!

И, подавшись всем телом вперед, чуть опираясь на перила, как на станок в танцклассе, сама выбила ногой у девушки коробку из-под мышки.

Та поспешно поставила и другую коробку, выпрямилась и, одернув клетчатый жакет, медленно стала подниматься по ступенькам. Белая как мел остановилась она перед Иоанной, не в силах вымолвить ни слова.

— Извините! — выдавила она наконец. — Ой! Ой!

И, не зная, как быть, протянула Иоанне руку. Та ничего не понимала.

— Мы ведь, кажется, уже поздоровались другими конечностями, — возразила она насмешливо.

— Ой! Как же я вас сразу не узнала! Ведь у меня целая коллекция ваших фотографий.

— Ну, и кто же я?

— Вы — мой идеал. Вы Иоанна Дюрсин.

— Дюрсен! — поправила Иоанна.

С новым приглушенным восклицанием девушка стремительно наклонилась, поцеловала Иоанне руку и, повернувшись на одной пятке, скакнула вниз, подхватила свои коробки и бросилась бежать.

* * *

В дверях Иоанна спросила у Лидии Тарновой:

— Это от тебя только что вылетела хорошенькая такая чернявая фифочка с прилизанными волосами, в клетчатом костюме?

— Это ученица моя, Галина Степчинская, очень способная. Но как это ты сразу ее приметила?

— Вот, представь себе, приметила! — засмеялась Иоанна. — Приметила!

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Вечером, после десяти, Збигнев Хаза и Анджей на грузовике подъехали к бывшей дворницкой, где жили теперь сестры Уриашевич с матерью. Стараясь не шуметь, вошли они в дом; Анджей нес брезент, веревку, инструменты, Хаза — комбинезоны, лопаты и кирку. На лестнице их уже поджидала взволнованная Ванда, чтобы передать ключ от комнаты жилички. Осторожно сложили они в угол все, что принесли с собой. В лабораторию решено было идти, когда стихнет все вокруг. С картиной можно было провозиться и не один час. И Хаза, который боялся надолго оставлять машину ночью без присмотра, сказал, что поставит ее в гараж и тотчас вернется. После его ухода Ванда внезапно расплакалась.

— Представь, ксендз Завичинский проболтался маме!

Анджей с недоумением посмотрел на тетку.

— Проболтался про Иоанну! — И, с трудом сдерживая слезы, она продолжала: — Явился, когда меня дома не было, а Тося вышла за углем; дверь ему открыла Климонтова.

— И обо мне рассказал? — спросил Анджей, и сердце у него забилось.