Валтасаров пир. Лабиринт

Обозлясь, пошел он обратно. «Вот идиотки!» Он кусал губы, хотя понимал: подобный вопрос с его стороны — тоже идиотизм. Что сталось с гробами и всем прочим после такого взрыва, ясно. Тем не менее из упрямства направился он к кладбищенской конторе. А там поджидали таких с нетерпением. Не с намерением сообщить нужные сведения: откуда им было взяться, а чтобы предъявить претензии за просроченные платежи. Несколько раз контора давала объявления в газетах, призывая родственников заняться могилами. Из семьи Уриашевичей никто не откликнулся, и контора сама взялась за наведение порядка.

— Вы счет имеете в виду? — спросил Анджей. Молодой румяный блондин, который с ним разговаривал, потянулся к картотеке.

— Да, таковой имеется!

Анджей взглянул на счет.

— Все на могильщиков идет, — пояснил блондин. — Мы даже конторских расходов покрыть не можем.

Сумма была небольшая. Но она в несколько раз превосходила возможности Анджея.

— Сейчас я не располагаю деньгами!

И, покраснев, пробормотал еще что-то насчет своего положения.

Блондин выслушал сочувственно, согласился на отсрочку, но предостерег на прощанье:

— Только не думайте, пожалуйста, что кладбище будет ждать бесконечно!

Выйдя за ворота, Анджей решил как можно скорей попасть на бывшую фабрику Левартов. И хотя торопился, направился туда пешком. Хотелось немного прийти в себя. Он был по горло сыт воспоминаниями. Не ради них приехал он сюда. У него была другая цель. И чем быстрей он ее достигнет, тем лучше для него же. Чем скорей перестанет кружить по собственным следам — военным и довоенным, — там полезней. Так ему казалось.

Место, где была расположена фабрика, пострадало от бомбежки не сильно. Сгорел жилой дом Левартов, пристройка, где квартировали Уриашевичи, и часть складов. Фабричных корпусов пожар не коснулся. Но после восстания Räumungskommando[3] вывезла машины и оборудование, Sprengkommando[4] взорвала здания.

Миновав два больших корпуса, Анджей оказался у осевшего флигелька, бывшей лаборатории, которая процветала, пока Фридерик был жив, но при Станиславе влачила жалкое существование: тот предпочитал старые, испытанные средства новым, требующим денежных затрат. Однако отец Анджея, невзирая на сопротивление хозяина и насмешки брата, всячески старался спасти лабораторию от окончательного упадка. Сейчас на самой земле лежали лишь остатки длинной островерхой крыши. Вот и все, что уцелело. Анджей наклонился в одном месте, в другом и покачал головой.

— Да, нелегко будет докопаться!

Он продолжал осмотр. И решил, что все к лучшему. Непохоже, чтобы кто-нибудь пытался проникнуть в подвал. Да, но ему-то надо проникнуть во что бы то ни стало. Оказалось, не все подвальные оконца засыпало. Анджей заглянул в одно из них. Увидеть ничего не увидел, только в нос пахнуло тошнотворной гнилью.

Самому не справиться. Это ясно. Допустим, удастся открыть окно, выпилить решетку, спуститься вниз и откопать то, за чем он приехал, но как все это провернуть одному, без посторонней помощи?..

— Нужен кто-то еще! — несколько раз повторил он.

Придя к такому выводу, он покинул фабричный двор. Ни к чему здесь крутиться понапрасну. Он свернул на прилегающий участок, делая вид, будто что-то ищет. Пришлось сделать крюк; от лазанья по камням болели ступни; он весь изгваздался, устал, поэтому, увидев какой-то ресторанчик, не устоял и зашел. Войдя, глянул на часы. Обед у Хазы через полтора часа. Значит, еще не скоро. А коли так, можно позволить себе этот непредвиденный расход.

Он заказал солянку. Заведение было низкого пошиба, пропахшее табаком и пивом. Но когда официант поставил перед ним дымящуюся тарелку, Анджей перестал всем существом ощущать окружающее убожество. Обжигаясь, с жадностью набросился он на еду, и блаженное тепло разлилось по его телу. Отступили тревожные мысли о предстоящем деле и связанных с ним трудностях. Вдруг он вздрогнул. Нет, он не ошибся. Перед ресторанчиком остановились двое мужчин. Анджей низко склонился над тарелкой. Что за наивность! Ведь зал совершенно пуст. Что, если они войдут!

Едва успел он выскочить из-за стола, как те двое уже вошли. Анджей отступил к двери в уборную. Они его не заметили. Дрожа от волнения, закрылся он в кабинке.

— Вот это да! Вот это да! — твердил он.

С одним из них Анджей никогда не встречался, хотя знал, кто он по профессии, зато второй, помоложе, Антось Любич, тоже искусствовед, был школьным товарищем Уриашевича и тем единственным человеком, который мог расстроить его планы.

— Вот это да! — стуча зубами, повторял Анджей.

Он выглянул в щелку. В этом жалком заведении никто не дежурил в уборной, и Анджей, не боясь навлечь подозрений, мог делать, что ему заблагорассудится. Он приоткрыл дверку пошире. Еще не ушли, но пьют, к счастью, прямо у стойки. Значит, не собираются засиживаться.