Вальхалла. Повесть о бессмертных

Частью этого чуда были мы. Вавилон заключил союз с Крысой, и Pax Vesperia Romana не рискнула явиться на Этерну со своим боевым флотом и начать первую крупномасштабную звёздную войну человечества. Гитовские корабли иногда садились на острова и подбирали cidaiских беженцев. Когда началось наступление на Лар, идеалистов среди нас уже не осталось, и никто больше не пытался объяснить встречным cidai, что нельзя убивать своих собратьев только за то, что они решили сменить способ существования. Мы просто уничтожали cidai и гнали их перед собой на острова, на корабли и прочь с их родины Этерны. Мы очистили от них полуостров, выбили, выковыряли их с земли, на которой они жили много тысячелетий. То, что не сожрала война, унаследовали улели.

Что было там ещё, на той войне?

Мы скакали с сопки на сопку, оседлав послушные чейзеры. Мы жили так, будто бы наши тела срослись с этими БМП, а ружья, пушки, пулемёты стали продолжениями рук. Из меня вышел очень хороший солдат; всё время, пока шла зачистка Лара, мои нервы не сдали ни разу. Чувствительности как не бывало. Она потерялась где-то в сизых горах, напоминающих не то Африку, не то Крым, среди пушечных залпов, которые красили алым квадранты синего неба, снова, снова и снова, пока мы все не забыли его естественный цвет.

* * *

Потом, когда мы отпраздновали победу и попрощались, когда нам заплатили, когда нас поблагодарили и проводили в путь спасённые нами улели — и когда нас не пригласили остаться и вступить в Сообщество Крысы — я начала таять. Когда наш шаттл приземился в Хориве, на набережной Днепра, я уже почти пропала. Словно майский снег.

Это был худший день моей жизни. Когда люк шаттла открылся, я практически выпала на асфальт, костюм, оружие и всё. Я не могла подняться. Мне казалось, что совсем рядом, за рекой, за горизонтом небо лазерно-красно, там скачут чейзеры по голубым горам, горят тела и города, и кто-то там — солдат по имени Джейн Грэй — срастается с машиной, чтобы вечно участвовать в бойне.

И я сначала говорила, а потом кричала, кричала обо всём, что — я знала — случилось с нами на Этерне — что мы конченные существа, что мы убили на войне наши души, что мы никогда больше не сможем жить среди людей, что нас не захотел даже Крыса — даже Крыса, не брезгующий никем! А Андрей был недвижим, как камень, его бледные глаза беспощадны, холодны и мертвы, и он не помог мне подняться, не подал мне руку. Он сидел так, как сидел весь полёт, и смотрел на меня в упор, как на что-то жалкое — раздавленную птицу, сломанную машину — а потом смотрел мимо меня, на памятник земным мореходам, на зелёные волны Днепра, на прогулочные яхты, на солнце.

* * *

Потом был блэкаут. Следующее, что я помню — это как я, пошатываясь, добрела до светофора, перешла дорогу и зашла в патриотический книжный магазин. Я в нём бывала до войны. Дубовые полки, столики, касса — всё было до невозможности обыкновенно, но реальность обладала тем качеством, которое придаёт ей тяжёлая болезнь — она была отодвинута от меня на шаг. В шкафчике я нашла тонкий, в твёрдой обложке сборник стихов Ника Перумова, писателя-фантаста, автора нескольких моих любимых книг. Он был первым министром культуры России после 1991 года и до самой осени 1993, до восстания в Белом Доме, когда долг русского патриота велел ему поддержать обречённых путчистов. Я сразу ухватилась за сборник его стихов, хотя знала, что стихи у него невысокого качества. Зато их содержание меня интересовало. Я просмотрела сборник. Стихов там было немного, больше прозаических фрагментов о жизни автора и смысле его творчества.

Я решила купить сборник. У самой кассы я заметила на полке Книгу Часов и вспомнила, что подарила свою какому-то улели и надо теперь купить новую. В те мгновения я не помнила имени Орниля и не вспомнила бы о священной книге, если бы она не попалась мне на глаза. Всё истинно высокое перегорело во мне на Ларе. Осталось только самое первое, простое и необходимое, как кровь.

14. Просто так

Пау-пау… пау-пау… пау-пау… пау-пау…

Всю дорогу с Этерны я лежала на койке в каюте и слушала этот голос здорового, сильного двигателя. Пау-пау, мурлыкали силовые поля. Пау-пау, мы с вами, здесь, и всё идёт по плану. Всё шло по плану, по чужому плану. Для меня время сдвинулось. Я засыпала, просыпалась и каждый раз не верила, что оставляю войну за собой. За эти дни я, наверное, спала больше, чем за последние месяцы на Этерне.

Дорогу я вообще помню плохо. Только вот что я спала. Кажется, зашёл Андрей, при оружии, в форме, хотел поговорить, ничего от меня не добился, ушёл. Потом мы разминали ноги на какой-то станции — Вавилон. Хотели закупиться, но у нас не было ни наличных, ни карт. Некоторые продавали свои бриллианты скупщикам, за бесценок. Я просто расплатилась крохотным камнем. Ещё бы вспомнить, за что я его отдала…

Время между тем продолжало шалить и после срыва в порту. Катарсиса не получилось. Просыпаюсь — и будто снова на корабле. Пау-пау. Психоз.