ВАЛИС. Трилогия

Мимо Жирного и толстой старухи прошла хорошенькая миниатюрная темноволосая девушка с туфлями в руках. Во время завтрака она пыталась этими туфлями разбить окно, а потерпев неудачу, вырубила шестифутового чернокожего санитара. Теперь весь ее облик излучал умиротворение.

«Империя бессмертна», – процитировал про себя Жирный. Эта фраза снова и снова появлялась в его экзегезе; стала своего рода красной нитью. Фраза явилась ему в замечательном сне. В этом сне Жирный был ребенком и рыскал по пыльным букинистическим лавкам в поисках старых научно–фантастических журналов, особенно «Поразительных историй», где мечтал найти бесценный сериал под названием «Империя бессмертна». Жирный знал, что если найдет сериал и прочтет его, он будет знать все на свете – в этом заключалась суть сна.

Прежде, когда Жирный наблюдал взаимопроникновение двух миров и видел не только Калифорнию 1974 года, но и Древний Рим, он наблюдал в этом взаимопроникновении одну общую структуру, присутствующую в обоих мирах, – Черную Железную Тюрьму. Именно она именовалась в его сне «Империей». Жирный был уверен в этом, потому что, как только увидел Черную Железную Тюрьму, сразу узнал ее. В ней были заключены все, не осознавая того. Черная Железная Тюрьма являлась их миром.

Кто построил тюрьму и зачем – Жирный не знал. Хотя кое о чем догадывался: тюрьму пытались разрушить. Организация христиан – не обычных христиан, тех, что каждое воскресенье посещают церковь и молятся, а тайных ранних христиан в серых балахонах – с энергией и воодушевлением начала осаду тюрьмы.

Жирный в своем безумии понимал: на сей раз тайные ранние христиане в серых балахонах должны взять тюрьму, а не найти обходной путь. Деяния героев в священном «магическом времени» – согласно аборигенам, единственном реальном времени – были реальными.

Однажды Жирный наткнулся в дешевом научно–фантастическом романе на точное описание Черной Железной Тюрьмы, только она находилась в далеком будущем. Поэтому если наложить прошлое (Древний Рим) на настоящее (Калифорнию двадцатого века), а сверху добавить мир далекого будущего из романа «Андроид проливал море слез», получается Империя, или Черная Железная Тюрьма в форме супер– или транстемпоральной постоянной. Каждый из когда–либо живших был в буквальном смысле окружен железными стенами тюрьмы; ничего не подозревая, они находились внутри. Все, кроме тайных ранних христиан в серых балахонах.

Таким образом, тайные ранние христиане становились тоже супер– или транстемпоральными, то есть существующими во всех временах одновременно. Этого Жирный не мог понять. Как они могут быть ранними и существовать в настоящем и будущем? И если они существуют в настоящем, почему никто не может их видеть?

С другой стороны, почему никто не может видеть стен Черной Железной Тюрьмы, которые окружают всех, в том числе и самого Жирного? Почему эти противоположные силы становятся явными, только когда прошлое, настоящее и будущее по неизвестной причине накладываются друг на друга?

Может, в «магическом времени» аборигенов вообще не существует времени? Но если времени не существует, как могли тайные ранние христиане освободиться из Черной Железной Тюрьмы, которую им удалось взорвать? И как они могли взорвать что–то в Риме семидесятого года от Рождества Христова, если тогда не существовало взрывчатки? И как, если в «магическом времени» нет самого времени, могло завершиться существование тюрьмы?

Жирному вспомнился знаменательный фрагмент из «Парсифаля»: «Здесь время превращается в пространство». В своем религиозном опыте в марте 1974–го Жирный наблюдал расширение пространства: медленно и неуклонно, ярд за ярдом, до самых звезд. Было такое впечатление, будто вокруг Жирного убрали стены. Он чувствовал себя котом, которого вывезли за город в закрытой коробке, а достигнув места назначения, выпустили. Ночью ему снилась бесконечная пустота, но эта пустота была живой. Пустота все расширялась – абсолютная, тотальная пустота, в то же время обладающая индивидуальностью. Пустота выразила удовольствие при виде Жирного, который во сне не обладал телом. Он, подобно пустоте, просто парил, воспринимая какое–то тихое мурлыканье, вроде музыки. При помощи этого мурлыканья пустота общалась с ним.

– Из всех людей, – говорила пустота, – из всех до единого, ты мой самый любимый.

Пустота жаждала объединиться с Жирным Лошадником, только с ним из всех когда–либо существовавших людей. Подобно пространству, любовь пустоты была безграничной, пустота и ее любовь заполняли все. Так счастлив Жирный не был никогда в жизни.

К нему подошел санитар.

– Мы продержим вас здесь четырнадцать дней.

– Мне нельзя пойти домой? – спросил Жирный.

– Нет, мы считаем, что вы нуждаетесь в лечении. Вы еще не готовы отправиться домой.

– Зачитайте мне мои права, – сказал Жирный. Он был ошеломлен и испуган.

– Мы можем держать вас четырнадцать дней без постановления суда. После этого, если так решит суд и мы сочтем необходимым, можем продержать еще девяносто дней.