— Приводится несколько доводов. Возможно, наилучший происходит из биологии, выдвинутый, например, Пьером де Шарденом. Эволюция — наличие эволюции — представляется указывающей на замысел. Есть также аргумент Моррисона, что наша планета демонстрирует поразительную предрасположенность к сложным формам жизни. Вероятность того, что это является результатом случайности, весьма мала. — Он покачал головой. — Я плохо себя чувствую. Мы поговорим об этом как–нибудь в другой раз. Впрочем, в двух словах я сказал бы, что самый сильный довод — это теологический довод, довод о замысле в природе, о назначении природы.
— Билл, — сказала я, — епископ устал.
Дверь в спальню открылась, и Кирстен, уже в халате и тапочках, произнесла:
— Епископ устал. Епископ всегда уставший. Епископ слишком устал, чтобы ответить на вопрос «Есть ли какое–нибудь доказательство существования Бога?» Нет, доказательства не существует. Где «Алка–Зельцер»?
— Я взял последний пакетик, — тихо сознался Тим.
— У меня есть в сумочке, — успокоила я.
Кирстен закрыла дверь. С грохотом.
— Доказательства есть, — заявил Тим.
— Но Бог ни с кем не разговаривает, — возразил Билл.
— Нет, — согласился Тим. Затем он собрался — я увидела, что он выпрямился. — Однако в Ветхом Завете есть множество примеров того, как Иегова обращается к своему народу через пророков. Но этот источник откровения в конечном счете иссяк. Бог больше не разговаривает с человеком. Это называется «затянувшимся молчанием». Оно длится две тысячи лет.
— Я понимаю, что Бог разговаривал с людьми в Библии, в старину, но почему он не разговаривает с ними теперь? Почему он перестал?
— Я не знаю, — только и ответил Тим. На этом он и остановился.
Я подумала: ты не должен останавливаться сейчас. Не тот случай, чтобы умолкать.
— Пожалуйста, продолжай, — сказала я вслух.
— Который час? — Тим оглядел гостиную. — У меня нет часов.
— А что это за чушь с возвращением Джеффа с того света? — не унимался Билл.
О боже, сказала я про себя и закрыла глаза.
— Я вправду хочу, чтобы ты мне объяснил, — обратился Билл к Тиму. — Ведь это невозможно. Это не просто маловероятно — это невозможно. — Он ждал. — Мне говорила об этом Кирстен. Это самая большая глупость, которую я когда–либо слышал.
— Джефф общается с нами обоими, — ответил Тим. — Посредническими явлениями. Множество раз и множеством способов. — Он вдруг покраснел. Он выпрямился, и авторитет, таившийся глубоко в нем, вышел на поверхность: прямо на глазах из уставшего пожилого человека, обремененного личными проблемами, он превратился в саму силу — силу убеждения, направленную на слова, воплотившуюся в словах. — Это Сам Бог воздействует на нас и через нас должен принесть светлый день. Теперь мой сын с нами, он с нами в этой комнате. Он не покидал нас. То, что умерло, было лишь материальным телом. Гибнет любая материальная вещь. Гибнут целые планеты. Погибнет сама физическая вселенная. Будешь ли ты настаивать на том, что ничего не существует? Потому что именно к этому приведет тебя твоя логика. Вот так вот сразу невозможно доказать, что внешний мир существует. Это обнаружил Декарт, и это основа современной философии. Все, что ты можешь знать наверняка — это что существует твой собственный разум, твое собственное сознание. Ты можешь сказать: «Я есть» — и это все. И именно это Иегова и велит Моисею сказать, когда народ спросит, с кем он говорил. «Я есмь» — говорит Иегова. «Ихиех» на древнееврейском. Ты тоже можешь сказать это — и это все, что ты можешь сказать, больше ничего. То, что ты видишь, — не мир, но представление, сформированное в твоем разуме, твоим разумом. Все, что ты испытываешь, ты знаешь через веру. Также ты можешь спать. Не думал об этом? Платон рассказывает, что некий мудрый старец, возможно, орфик, [85]сказал ему: «Сейчас мы мертвы и в заточении». Платон не отнесся к этому утверждению как к абсурдному. Он говорит нам, что оно имеет важное значение, в нем есть над чем поразмыслить. «Сейчас мы мертвы». Может у нас и вовсе нет мира. У меня достаточно свидетельств — у твоей матери и у меня, — что Джефф вернулся к нам, равно как и на тот счет, что мир как таковой существует. Мы ведь не предполагаем, что он вернулся. Мы испытываем его возвращение. Мы жили и живем благодаря этому. Так что это не наше убеждение. Это реально.
— Это реально для тебя, — ответил Билл.
— Может ли реальность дать больше?
— Ну, я имею в виду, что не верю в это.