Валерий

Хотя от нашего дома до травмпункта всего ничего ходьбы, но Алика привезла машина, потому что он плакал и начал кричать, и ему сделали такой укол, какой сделали мне, когда мой кот сбежал во второй раз и попал под машину. Я после этого укола очень долго спал, и Алик теперь тоже спал. Я увидел, как его везут внутрь, все лицо у него было распухшее. Я спросил маму: «Это я сделал?» Она сказала, чтобы я не беспокоился, но я опять спросил: «Это я сделал?» Она сказала, что это неважно, а важно, чтобы мне зашили голову и проверили меня на сотрясение, но я опять спросил: «Это я сделал?» Когда мне надо что-нибудь узнать, я умею быть очень сосредоточенным, хотя обычно я легко отвлекаюсь. Я спрашивал маму: «Это я сделал?» – даже тогда, когда пришел врач, и когда мне светили в глаза очень красивым острым фонариком, и когда мне делали укол, от которого весь лоб стал какой-то тупой, и когда надо мной стоял доктор и что-то делал у меня на голове, и когда мы шли домой, и когда мы пришли домой, и когда мама протирала мне лоб спиртом, и когда лоб опять начал болеть, и когда мама дала мне таблетку, и когда она пришла поцеловать меня перед сном. Я все спрашивал маму: «Это я сделал?», «Это я сделал?», «Это я сделал?» Наконец, мама вскочила и закричала, чтобы я отстал от нее, и я испугался. Мама очень редко на меня кричит. Я сказал, что очень виноват, я не хотел ее сердить и беру себе три красных карточки. От этого мама заплакала, она ненавидит мои карточки, но тут я ничем не могу ей помочь. Мама сказала, что она совершенно не сердится, а просто очень волновалась за меня. Еще она сказала, что я сломал Алику нос, но это быстро заживет. Тогда я тоже заплакал, и мама принесла мне конфету, но я не мог ее съесть, потому что у меня оказались две красных карточки и ни одной зеленой, потому что красные карточки отменяют зеленые. Я только порадовался, что конфету, которую дала мне медсестра, я забыл на столике в комнате, где мне зашивали лоб. Я порадовался, что медсестра ее наверняка съела. Это была хорошая медсестра.

Я лежал в темноте и все время думал. Темноты я не боюсь, я вообще почти ничего не боюсь, я очень сильный. Зато Алик всего боится, и он очень слабый, хотя он даже больше меня и волосы у него совсем черные, ни одного седого волоска. Мы с Аликом лучшие друзья, и я его защищаю. Нам разрешают ходить друг к другу в гости и гулять вместе во дворе, если дедушка Паша и дедушка Сеня могут за нами присмотреть. Очень плохо бить того, кого ты защищаешь. Мне было очень стыдно. Но потом я подумал, что побил Алика как бы по-хорошему, а не по-плохому. Я побил Алика не так, как его иногда бьют другие люди, от которых я его защищаю: для смеха или чтобы отобрать куртку, – а просто потому, что я по нему соскучился. Я сначала так и пробовал объяснить Алику на словах: я по нему соскучился, как в те три с половиной недели, когда его возили к морю. Я пробовал объяснить Алику, что хотя он и здесь и его не увезли к морю, но он как будто не здесь в последние дни. Вообще-то Алик не очень хорошо слушает, но я умею с ним разговаривать: надо просто не давать ему отводить глаза, надо все время заставлять его смотреть тебе в глаза. Марина, к которой мы оба ходим в нашу поликлинику заниматься лечебной гимнастикой, хвалит меня за то, что я умею заставить Алика слушать. Марина говорит, что я молодец. Но в этот раз у меня ничего не получалось: я держал Алика за голову, но он все равно отводил глаза – скашивал, закатывал аж под самый лоб. Как я его ни тряс, я не мог заставить его смотреть мне в глаза. И поэтому он ничего не слушал, и не слушал, как я по нему скучаю.

В этом-то и было дело все последние дни: Алика как будто не было здесь. Сначала я просто за него волновался, потому что Алик выглядел очень уставшим и часто засыпал прямо посреди игры или разговора. Один раз он заснул и чуть не упал со скамейки. Еще я увидел, что Алик все время держится за живот. Алик не умеет сказать, что он заболел, он даже не понимает, что заболел. Но я защищаю Алика и поэтому всегда слежу, не хромает ли он, и не держится ли за что-нибудь, и нет ли у него насморка или температуры. Когда Алик держится за живот, это значит, что он давно не ел. Это значит, что его бабушка заснула и не заставила его поесть, а сам Алик может забыть и пойти гулять, поэтому у него начинает болеть живот. И все последние дни Алик часто держался за живот, я даже сказал это в субботу его бабушке. Я сказал: «Пожалуйста, не засыпайте и не забывайте кормить Алика, вы же за него отвечаете, как вам не стыдно». Бабушка Алика сказала, что я хороший человек, и забрала Алика домой. Я действительно хороший человек. Я могу следить за этим по карточкам. Алик не может давать себе карточки, он не понимает, когда он ведет себя хорошо, а когда плохо. За это тоже отвечаю я.