Валерий Харламов

Самыми принципиальными соперниками были клубы из Нижнего Тагила, Ярославля, Глазова, Прокопьевска. Играть игрокам низшего советского хоккейного дивизиона, особенно на открытых стадионах Урала и Сибири, часто приходилось при 25-30 градусах мороза. «Однажды в Устинке играли при минус 47. Шесть периодов по 10 минут. Там сарайчик стоял, в середине — печка-буржуйка. Одна пятерка играет, другая у печки сидит. Вылетаешь на смену — на льду такие трещины! Лед от мороза кололся. Попадаешь шайбой в штангу: одна половина в воротах, другая на вираже. Судья спрашивает: что делать? Ярославцев (игрок минчан) советует: взвесить, если тяжелее та часть, что в воротах, — гол», — вспоминал в интервью порталу «Прессбол» бывший игрок минского «Торпедо», выступавшего в одной игровой зоне со «Звездой», Сергей Шитковский. «Это было нормальное явление, — улыбается Гусев. — Мы молодые были, особо морозов и не замечали. Уши мерзли, погреешь их немножко, и снова в бой. Болельщикам было проще, они согревались своими методами. Там разбивали военные палатки, в них предлагали портвейн, беляши горячие. Народ отдыхал хорошо. Куда еще им идти в этом городе? Зато радость у людей была искренней и неподдельной. Все болельщики, несмотря на крайне суровую и невеселую жизнь, были одной дружной семьей. Игру и хоккеистов здесь ждали так, как ждут семейных праздников».

Гусев говорил эти слова одновременно с такой светлой печалью, но с такими искрящимися глазами, что я живо представил себе тех людей, болельщиков. Наших дедов и отцов (если говорить о моем поколении сорокалетних), живших в то самое время, которое так клеймили «господа демократы» в 1990-е, а некоторые люди, для которых родина — это когда «одно место в тепле», поливают и до сих пор. Время жен, проводящих лучшие годы жизни в самых отдаленных гарнизонах, но счастливых оттого, что вот она есть, она твоя — эта жизнь без войны. С тяготами службы среди замерзших елей и затаившихся в дремучем лесу болот.

Это было время службы во благо твоей великой страны. С людьми, счастливыми по пустякам. Радующимися новой обновке, новой брошке, новой игрушке, но не превращающими потребление и накопительство в смысл бытия. Не сделавшими деньги смыслом и целью жизни.

Счастливыми от ощущения полноты самой жизни, от радости ее маленьких фрагментов. С братской всепрощающей любовью объединяющимися вокруг одного маленького счастья по имени хоккей. В тридцатиградусный мороз согревающимися портвешком в стаканчиках, которые заботливо передаются друг другу, в ожидании горячего беляшика.

Такую счастливую атмосферу помнит и автор этих строк. В начале 1980-х, в мороз под минус 30, надев пару шерстяных носков, пару свитеров, шубу, валенки и много чего теплого, бегущий с друзьями на тридцатитысячный стадион имени Ленина в Хабаровске, чтобы посмотреть на хоккей с мячом. И ведь были забиты стадионы, ведь передавали друг другу термос с «чаем» сидевшие рядом мужички. И все обнимались друг с другом при очередном голе любимой команды, в радостных порывах едва не душа друг друга.

Где это время, где эта радость? Убиты проклятой диктатурой денег и коммерциализацией душ, вытеснившей из сердца самое сокровенное и «замкнувшей людей друг в друге»…

Любопытно, что, когда ЦСКА в 1969 году сыграл товарищеский матч в Швеции на открытом воздухе, Харламову было уже не так комфортно, как раньше. Игроки команд мастеров — не мальчишки, которые часами могут резвиться на дворовых площадках, забывая о холоде. Или не хоккеисты команд низших лиг, которые играли на холоде чаще, чем в закрытых помещениях. «В том матче в Швеции я терпел сколько мог, но наступил момент, когда руки меня уже не слушались, пальцев я не чувствовал и, чтобы как-то согреться, сжал руки в кулак и так вот, без помощи пальцев пытался держать клюшку. Лихо носился по льду, не вступая, однако, в игру. Увы, долго имитация активности продолжаться не могла. Товарищи увидев, что я “открываюсь”, и хорошо понимая хоккей, дали мне пас, шайба была пущена сильно и точно и, попав в клюшку, выбила мое оружие из рук. Сил поднять клюшку, разогнуть пальцы уже не было», — вспоминал Валерий Харламов.

Но вернемся в Чебаркуль. Харламов с его взрывной вдохновенной манерой игры, оригинальной обводкой и виртуозным катанием полюбился болельщикам сразу, стал любимцем местных жителей. За «Звезду» он играл с огоньком в глазах. «В третьей группе мало было хоккеистов, которые могли бы сравниться с ним в скорости. Да и в обводке. В Чебаркуле Харламов чувствовал себя спокойно. Очень помогала ему спокойная, доброжелательная атмосфера, которая царила в “Звезде”. Он видел, что другие игроки надеются на него, и постепенно привыкал к роли лидера», — писал Владимир Дворцов.