Валерий Харламов

Дружба армейца и динамовца зародилась на глазах Юрзинова. «Харламов и Мальцев оттого так сдружились, что люди были искренние. Саша когда начинал играть, то забывал про всё, концентрировался на игре. То же было и у Валеры. У них внутри была только игра. Оба светились радостью от игры. Хотя их талант вне льда нужно было держать», — признался Владимир Владимирович. Такие же отношения, по его словам, у Харламова были и с Валерием Васильевым. «Вася (Васильев) и Харлам тоже были не разлей вода. Валера Васильев был тонкий по душевной организации человек. Интересный человек. Вы не представляете, какая душа была у него запрятана. Тонко чувствовал любую фальшь. Страшно ранимый, всю боль и переживания предпочитал держать в себе. Никогда не показывал этого. Оба сблизились также, потому что были людьми искренними, не терпели подлости, предательства. Когда мы вернулись с Кубка Канады, то я увидел, что Валерка Васильев уже не тот. Гибель Харлама он переживал страшно», — вспоминал Юрзинов.

«Сколько раз Володя Писаревский мне говорил, что он в своей жизни, повидав немало поколений хоккеистов, видел только двух человек, которые вот так бы ошеломляюще врывались в большой хоккей. Харламов и Мальцев. Именно врывались. Наверное, поэтому они и были друзьями на протяжении многих лет», — признался в беседе Григорий Твалтвадзе.

— На чем, на твой взгляд, основывалась эта дружба? — интересуюсь у Твалтвадзе.

— Я думаю, на молодости. Это вообще очень редкий случай, когда два талантливых, два абсолютно гениальных пацана так вот искренне потянулись друг к другу. Ведь Мальцев никогда не называет его Валера, он всегда произносит, вспоминая о нем, — Харлам. Хотя многие цээсковцы до сих пор говорят: Валерка, Валера. А он: Харлам, Харлам. Есть какая-то дворовая, неподдельная составляющая этой дружбы, она присутствовала в этих отношениях.

«Валера очень любил жизнь. Однажды в конце сезона, когда мы с ЦСКА выиграли чемпионат СССР, решили отметить это событие у меня в квартире, — вспоминал Сергей Гимаев. — Мы прилично выпили и приехали домой; нас много народу было, и жены были. Выпить было. А закусить — нет. И мы пошли с Валерой в магазин на Беговой. Пришли в магазин. Там Харламова все узнали и очень сильно обрадовались. Спрашивают: “Ну, чего вы хотите? Выполним любой каприз. Пойдемте в подсобку”. И там дали нам огромную индейку. Никогда не думал, что индейка может быть такой огромной. Мы ее приготовили в духовке и два дня ели. А еще Харламов был очень доброжелательный. Однажды сидим, отдыхаем, он говорит товарищу по команде: “Я выпил, сейчас не могу ехать, а ты езжай на моей машине”. — “Как я могу ехать на твоей машине 00-17, все будут думать, что Харламов едет!” — “Нет, давай езжай. Сойдешь за меня”. Было очень весело. И когда приезжали в Ялту, в Крым, там его все очень любили. Ездили и на “Таврию” на футбол, и в Алушту, и везде были ликование и восторг, что приехал Валера. Мы очень любили Алушту. Рядом Ялта. Приезжали в Гурзуф. Гостиница “Ялта” в то время была пристанищем игроков. Фрунзенский санаторий — туда ездили больше тренеры. Там было больше дисциплины, отбой и всё такое. Ребята и лечились там, и отдыхали, и по всему побережью ездили. В Алуште — розовое шампанское. Он любил шампанское: розовое шампанское или шампанское из Киева. Водку не пили. Другое качество. Торты всегда везли из Киева. И обязательно крымское шампанское».

«Одна из фишек крымского футбола: на матчи часто приезжали посмотреть хоккеисты. Летом же все, как правило, отдыхали в Крыму. Вот, к примеру, Михайлов, Петров, Харламов брали машину в Ялте и приезжали на футбол. Харламов, помню, как-то говорит: “Не надо нам в ложу. Поставьте скамеечку у поля, хотим игру послушать”. И садились поближе к запасным. Это сейчас запрещено, а раньше проблем не было», — вспоминал бывший игрок футбольного ЦСКА Анатолий Коробочка в одном из интервью.59

Харламов неистово работал над собой, чтобы быть лучшим. Не признавал второе место, даже за бильярдным столом страшно расстраивался, когда проигрывал. Мог после этого надолго уйти в себя, хотя товарищи уже забыли о поражениях. Сестра Татьяна признавалась, что, возвращаясь домой после неудачных игр, сразу затихал и уходил в другую комнату, переживая проигрыши. «У него всегда было стремление, чтобы самое лучшее, что только есть в арсенале хоккеистов, было и у него. У него была такая манера игры, такое профессиональное отношение к своему ремеслу: если ты профессионал, то ты должен всегда быть готов выйти на лед. Вспоминаю, с какими травмами Валерка играл — и ноги распухали так, что хоккейные ботинки на них не налезали. Однажды он приехал с первенства мира с такими распухшими голеностопами, что ничего ему подобрать не смогли. В итоге сабо какое-то нашли, оно только на эту ногу налезть могло. А у него ножища распухшая, я вам скажу, размером была чуть ли не с валенок. Доктор Супруненко был в ЦСКА, обкалывал Валеру от боли постоянно», — вспоминал Михаил Туманов.