Vалентин

— Зверь, ты живая? Если живая, скажи «да». Если сдохла, скажи «нет».

Еноша медленно подняла лапку и показала мне маленький, но недвусмысленный средний палец.

Я с облегчением выдохнул и пошел назад спать. На втором шаге почувствовал, как на моей ноге смыкаются мелкие и острые, как шило, зубы. Обернулся. Пушистое умертвие лежит на боку, лапки волочатся за тушкой, глаза закрыты, зубы сжимают мою ногу, на мордахе выражение скорби и обманутого доверия. Я медленно глубоко вдохнул и выдохнул.

Спрашивать «что ты хочешь?» было бессмысленно — она всегда хотела двух вещей: вкусняху и интернет. И если она пришла меня будить с риском для жизни, значит, все вкусняхи в доме она уже подъела.

— Зверь? — позвал я. Она открыла один глаз, окатила меня ведром укоризны, шмыгнула носом и закрыла, зубы сжались сильнее. — Сейчас ты разожмешь зубы, дашь мне одеться и я возьму тебя с собой в зоомагазин. — Зубы сжались еще сильнее. Я добавил: — Там на углу у метро нерусские орехи продают. — Она открыла оба глаза и села, широко расставив ноги и опираясь на три точки — ноги и пузо. Судя по размерам пуза, я пойду в магазин голодным. Еноша смотрела на меня с ожиданием и я выдал: — Килограмм орехов и мы забудем об этом инциденте. — Она засопела и показала два пальца, я поднял ладони: — Два килограмма, окей.

Зверюга кивнула, встала и как ни в чем не бывало поползла за комп, о ее уроках левитации вообще ничего не напоминало.

У меня появилось ощущение, что меня только что нагло надули, выбив из наивного сонного студента два килограмма орехов за просто так.

Решив пощадить остатки самолюбия, я промолчал и стал собираться.

***

На улице на меня смотрели, как на красивую беременную женщину — с умилением и желанием уступить место. Из моего воротника выглядывала усатая фырчащая морда и одна лапа, которая руководила и пальцеводила, направляя глупого меня на путь истинный. В итоге мы купили в зоомагазине клетку и корм для мышки Гарри (самый дешевый) и в ларьке у нерусских — два с половиной килограмма орехов и сухофруктов для Мармоши. Самых дорогих. При попытке попробовать орех меня цапнули за подбородок и отобрали, так что я так и не узнал, почему эта фигня столько стоит.

Дома я высыпал орехи и фрукты в самую большую вазу для печенья, отсыпав четверть в отдельный пакет — для Даши. На пары я не пошел, так что пойду сразу к ней, чтобы в академии не светиться. Скажу всем, что был занят. Тетушку лечил, от ушиба енота.

Мармоша не видела, как я отсыпал, потому что ходила куда-то по своим мармошьим делам, а когда вернулась и увидела вазу, ей резко стало не до чего — у нее в глазах сверкали горы еды, как монетки у Скруджа МакДака. Она ловко забралась на табуретку, потом на стол, запустила обе лапы в вазу и достала горсти орехов вперемежку с изюмом, медленно просыпающиеся между пальцами, вздохнула с умилением, опять набрала два жмени, полюбовалась… посмотрела на меня, скривила мордочку и сгорбилась. Взяла из вазы одну маленькую изюмину, и не глядя протянула мне.

Я аж замер. Прижал ладонь к сердцу и прошептал:

— Не жалко? — Она тяжко вздохнула и промолчала. — Серьезно, это все — мне? Мармошенька, я же лопну!

Она зафыркала, забурчала и взяла еще один орешек, положила передо мной на стол и отвернулась, сложив лапки на пузе и задрав нос, как будто говоря, что это ее последнее слово и больше она ни на шаг от своего не отступится.

— Какая щедрость, — впечатленно качнул головой я, смахивая в ладонь свою одну изюмину и орешек. — Наслаждайся, зверь, я пойду Гарри покормлю.

Она кивнула мне и опять запустила в вазу обе лапы.

***

Гарри оказался питомцем тихим и покладистым, в отличие от того же енота — Мармоша постоянно занимала мой комп и оставляла на столе тарелки.

Когда я вечером собирался на работу, она каким-то чудом перетащила свою огромную миску с орехами на мою кровать, обложила кругом подушками и устроилась прямо внутри, выпячив пузо с насыпанными сверху горкой орехами. Она была такая круглая, что создавалось впечатление, что она просто открыла рот на ширину миски и стала вползать внутрь, всасывая орехово-сухофруктовую массу, как удав кролика, а когда закончила, то оказалась внутри и выбраться уже не смогла. Судя по заоблачно довольному виду, ее это ничуть не беспокоило, она была счастлива, как может быть счастлив только сытый енот в миске с ништяками, которому абсолютно никуда сегодня не надо.

Сумку я уже собрал и стал одеваться, снял домашнюю футболку, начал расстегивать штаны. Услышал, как зверюга громко хлопнула в ладоши и из моего мобильника заиграла «You can leave your hat on».

Я обернулся.

Еноша смотрела на меня хитрыми, до одурения довольными глазами.

Я подумал, что уже не раз при ней переодевался.

Забрал вещи и пошел в ванную.

В ванной на сушилке для полотенец сохли мои возмутительно чистые перчатки. Внутри что-то нехорошо натянулось, я позвал: — Мам?

— А?

— Ты стирала?

— Да. Форму твою, футболки и еще какие-то перчатки там в рюкзаке лежали, грязные, как будто ты в них траву рвал. Но я отстирала, вон висят. Это футбольные?