Валентин Серов

Как и следовало ожидать, это вдохновеннейшее из творений Серова было в свое время столь же мало оценено, как и все его лучшие произведения. На выставке картина многим казалась карикатурой на Петра, а не серьезным произведением, и подобные отзывы приходилось слышать не только от лиц, далеких от искусства, но и от художников и прочих ценителей. Я видел картину задолго да выставки, и ее исключительное значение было для меня ясно.» Серов зашел как-то в мае, и неожиданно, – так как это было очень на него непохоже», – сказал, что хотел бы показать мне оконченного им Петра. Мы отправились к Храму Спасителя, напротив которого, в доме Голофтеева, Серовы тогда жили, и по дороге он рассказал мне о своем понимании Петра. «Обидно, – говорил, он – что его, этого человека, в котором не было ни на йоту слащавости, опереточности, всегда изображают каким-то оперным героем и красавцем. A он был страшный, длинный, на слабых, тоненьких ножках и с такой маленькой, по отношению ко всему туловищу, головой, что больше должен был походить на какое-то чучело, чем на живого человека. Кроме того, он страдал от постоянного тика и поэтому вечно строил «рожи»: подмигивал, дергал ртом, водил носом и тряс подбородком. При этом ходил огромными шагами, и все его спутники вынуждены были следовать за ним бегом. Воображаю, каким чудовищем казался этот человек иностранцам, и как страшен был он тогдашним петербуржцам. Идет такое страшилище, с постоянно дергающейся головой, увидит его рабочий и хлоп на колени. А Петр его тут же на месте дубинкой по голове ошарашит: «Будешь знать, как поклонами заниматься вместо того, чтобы работать»! У того и дух вон. Идет дальше, а другой рабочий, не будь дурак, смекнул, что не надо и виду подавать будто царя признал, и не отрывается от работы. Петр прямо на него и той же дубинкой укладывает и этого на месте: «Будешь знать, как царя не признавать». Какая уж тут опера! Страшный человек». Когда мы вошли в его рабочую комнату, и я увидел на мольберте Петра, я понял, какую «страшную» картину написал Серов, и мне стало ясно, что это произведение одно из самых великих в истории русского искусства. Я подумал про себя: если этот человек не написал второй «Девочки с персиками» и новой «Девушки, освещенной солнцем», то он сделал нечто большее, – такого подлинного Петра, какого мы до того не видали. Не знаю, увидим ли еще.

На первоначальном варианте картины кроме Петра на переднем плане была изображена барка, на которой стояли в рваных рубашках голодные мужики, согнанные сюда за тысячу верст. Эти огромные первопланные фигуры портили картину, внося в нее ненужную анекдотичность, ту же неприятную ноту, которая так испортила Серовскую «Елизавету». Я умолял его отказаться от этой ненужной подробности, превращающей фреску в картинку, но я знал, что он в подобных случаях выказывал чудовищное упрямство, даже если ясно видел, что неправ. Через несколько дней он просил меня зайти «поглядеть»: картина была уже в том виде, в котором сохранилась до сегодняшних дней. Впечатление грандиозной фрески дает уже сама композиция с удачно найденными монументальными силуэтами трех фигур на фоне неба. Это впечатление еще больше усиливается от общей красочной гаммы картины – благородно серой, не бесцветной, а сгущенно-красочной. В последние два года Серов возился с новым «Петром» и задумал «Екатерину II» для той же Кнебелевской серии исторических школьных картин. Новый «Петр» должен был, как и первый, изображать страшного царя едущим в тележке на работы. По дороге ему повстречался какой-то праздношатающийся мужичонка, и он, не имея времени остановиться, потому что вечно спешил, успевает только отпустить ему крепкое словцо, погрозив огромным кулаком. Эту картину он несколько раз переделывал и начинал заново; один из ее вариантов есть в музее Александра III, другой – в собрании E.М. Терещенко, а рисунки, относящиеся как к этой, так и к другим аналогичным композициям, разошлись по разным общественным и частным коллекциям.

Надо упомянуть еще об одной картине, предназначавшейся для той же Кнебелевской серии и тоже оставшейся неоконченной. Это «Кубок большого орла». Сцена происходит в стеклянном коридоре Монплезира и изображает один из тех эпизодов жизни Петра, когда он заставлял гостя пить до изнеможения, и, если тот отказывался, вливал ему вино в глотку силой. Наконец, сохранились эскизы и наброски еще для двух картин, из жизни Петра – «Всешутейший собор» и «Спуск корабля Петром Великим».