Валентин Серов

Мимо Антона не прошло и то, что Елизавета Григорьевна, едва избавившаяся от забот по постройке церкви, снова очень занята. Она далеко не всегда может так широко распоряжаться своим временем, как это было раньше. К ней постоянно приходят то старый мастер-столяр с какими-то бумажками, счетами, образцами, то молодые мальчишки-подмастерья — жаловаться на старика или показывать свои работы. Новое дело Мамонтовой — кустарные промыслы. Надо было во что бы то ни стало снабдить работой молодежь, оканчивавшую абрамцевскую школу. В окрестностях Троице-Сергия издавна бытовало столярное мастерство — понятно, что мысль попечителей школы пошла по этому руслу. Чем отпускать ребят столярничать на сторону — почему не дать им работу тут, дома? Елена Дмитриевна Поленова пришла на помощь, и две женщины создали превосходную столярную мастерскую по выделке кустарной мебели в русском стиле.

Очень скоро мебель эта стала пользоваться в Москве большим спросом, оказалась модной, и дело процветало. Рядом со столярной открыли рукодельную мастерскую для девушек. Это было то тихое, нужное дело, в которое с радостью уходила Елизавета Григорьевна от шумной, суетливой, богемной обстановки, окружавшей ее мужа.

Но при всей своей любви к Елизавете Григорьевне Антон никак не мог заразиться ее увлечением народным искусством, стремлением возродить художественные промыслы. Кругом столько разговоров об этом, такие горячие обсуждения новых декоративных рисунков для резьбы, для вышивок, для тканья. Горячие головы — такие как Поленов и Мамонтов — мечтают еще и о гончарной мастерской, чтобы реставрировать древнее русское искусство изразцов, посуды, керамики, а Антон совершенно равнодушен. Один только раз взялся он нарисовать образец старой русской деревянной куклы. Елена Дмитриевна думала было передать ее для работы особенно тонким мастерам-деревообделочникам. Но так неоконченным наброском и осталась эта попытка.

Антону кажется чужим это Абрамцево, в котором так много, внимания отдается ремеслу, пусть художественному, но ремеслу. Он привык к Абрамцеву, увлеченному искусством.

Он не понимает Савву Ивановича, когда тот вслед за своими друзьями увлекается кустарным промыслом. И искренне радуется, видя, что Мамонтова этим не удовлетворить, что ему нужно дело куда более широкое, более близкое к большому искусству. Сейчас у него повышенный интерес к театру — этому Антон готов способствовать изо всех сил. И Мамонтов охотно пользуется любой помощью Серова: Антон — актер и декоратор.

В первый раз он выступил на сцене вместе с мамонтовскими детьми в 1880 году в пьесе Саввы Ивановича «Иосиф», написанной на библейский сюжет. Шестнадцатилетним мальчиком он замечательно сыграл роль измаильтянского купца, покупающего Иосифа у его братьев. Самой удачной в спектакле была сцена торга купца с братьями. «Рабов не нужно мне — вся черная ватага», — блистая белыми зубами, произносил высокомерным тоном Антон, превращенный в смуглого брюнета-араба, и при этом небрежно указывал большим пальцем левой руки на стоящую сзади него толпу чернокожих рабов.

Но любимым делом Серова в этих спектаклях были закулисные звуки. Неподражаемо ржал он конем, вздыбившимся под ханом Намыком и выбившим его из седла в «Черном тюрбане». Трогательно ворковал голубком во время монолога томящейся в гареме хана Намыка несчастной Фатимы. В трагедии того же Саввы Ивановича «Царь Саул» Антон из-за кулис кричал Голиафом, вызывающим на единоборство кого-нибудь из еврейского войска. Оригинально воспроизводил он речь великана: кончая каждую фразу, он тут же' изображал и горное эхо, повторяющее последние слова каждой строчки. В «Женитьбе» Гоголя Антона уговорили сыграть моряка Жевакина, одного из женихов. Но так как он ни за что не хотел уступить другому закулисную реплику извозчика, а изображать извозчика особенно любил, то ему приходилось, едва уйдя со сцены за кулисы, опрометью выскакивать наружу, обегать кругом поленовский дом в Абрамцеве, где ставили «Женитьбу», и там, под окнами, присев почему-то на корточки, ожидать прыжка Подколесина, чтобы сказать буквально пять слов реплики извозчика.

Не особенно увлекаясь игрой на сцене, хотя данные у него для этого были большие, а успех у непритязательного зрителя огромный, Антон сам рвался в бой, как только дело доходило до костюмированных вечеров. Тут он всегда раскрывал свою богатую фантазию. Навсегда запомнили в мамонтовской семье показанного им игрушечного зайчика. На специально сооруженной для этого тележке-платформе сидел Антон в белом меховом одеянии и в маске зайца с длинными ушами. Перед ним на скамеечке стоял барабан, по которому он бил палочками в такт вращающимся колесам. Вез все это сооружение один из сыновей Анатолия Ивановича Мамонтова, одетый маленькой девочкой. Успех этой шутки Антона был колоссальный.