Читаем Валентин Распутин полностью

Мы парим на той пограничной высоте, докуда достаёт нагретый за день, настоявшийся воздух, на котором можно лежать, почти не шевелясь. Он то приливно приподнимается, волнуясь от закатного солнца, то опускается, и мы качаемся на нём, как на утомлённой, затухающей волне, из далёкого далека дошедшей до берега и теперь играющей возле него. Небо остывает, и я хорошо вижу в нём обозначившиеся тенями тропинки, талыми провисшими путками ведущие в разные стороны. Они пусты, но по лёгким вдавленностям заметно, что по ним ходили, и меня ничуть не удивляет, что они, точно от дыхания, покачиваются и светятся местами смутным, прерывистым мерцанием.

Солнце склоняется всё ниже и ниже, и могучая торжественная музыка заката достигает такого согласия, что кажется тишиной. И в этой тишине громко и тяжело звучит шорох, с каким опускающийся воздух задевает о гладь воды. И ещё — вон там, на берегу, в том лесу на сопке пискнула, я слышу, раскольничьим голосом, не в лад общей музыке, пичужка, пискнула и осеклась, с испугом оглядываясь, что с ней будет. Я вижу и слышу всё, я чувствую себя способным постичь главную, всё объединяющую и всё разрешающую тайну, в которой от начала и до конца сошлась жизнь… вот-вот она осенит меня, и в познании горького её груза я ступлю на ближнюю тропинку…

И вдруг, оборачиваясь ко мне, девушка говорит:

— Пора.

И показывает на берег.

— Нет, нет, — волнуюсь я. — Ещё. Я не хочу.

— Солнце заходит. Пора, — терпеливо и радостно, со сдерживаемым торжеством в голосе настаивает она…

— А дальше? — спрашиваю я.

— Что дальше? — Она делает вид, что не понимает.

— Если дальше ничего не будет, то зачем это было? Я хочу ещё. Я дальше хочу. Там оставалось совсем немного.

Помолчав, она говорит:

— Я буду приходить…

Я смотрю ей вслед и такую чувствую в себе и в ней тревогу, загадочным выбором соединившую нас, но относящуюся ко всему, ко всему вокруг, такую я чувствую тоску и печаль, словно только теперь, полетав и посмотрев с высоты на землю, я узнал наконец истинную меру и тревоги, и печали, и тоски.

Она уходит, и быстро сгущающиеся сумерки скрывают её.

Но она сказала: я буду приходить».

Полвека он приходил к нам, его современникам, — писатель мудрый и чуткий к тайным движениям души. Что-то глубинное, сокровенное о жизни и человеке постигали мы, склонившись над страницами его книг, и, подняв голову, сознавали, что это главные слова о сущем — о добре и вере. И новые читатели с той же благодарностью, что и мы, станут внимать его слову. А он, как и героиня новеллы, скажет им: «Я буду приходить».

<p>ИЛЛЮСТРАЦИИ</p>Родители писателя Нина Ивановна и Григорий Никитич РаспутиныВаля и его сестрёнка Ага с отцом, матерью и тётей Татьяной. Около 1940 г.Бабушка Мария Герасимовна, прототип нескольких произведений В. РаспутинаДом Распутиных в родной деревне Аталанке после её переноса на новое место при строительстве Братской ГЭСАталанка. Ангара, не раз воспетая писателем в рассказах и повестяхВаля Распутин среди учеников начальной школы (в верхнем ряду третий слева; снизу во втором ряду третья слева — сестра Ага)Учительница Лидия Михайловна Молокова, прототип рассказа «Уроки французского»Усть-Удинская средняя школаВ студенческие годыИркутский государственный университет, альма-матер Валентина Распутина«Иркутск с нами» — так назвал писатель очерк в книге «Сибирь, Сибирь…»Светлана Молчанова, ставшая в студенческие годы женой В. РаспутинаЖурналист газеты «Красноярский комсомолец» Валентин Распутин (третий слева) со строителями трассы«Тайшет — Абакан». Первая половина 1960-х гг.Тофалария — заповедный уголок Восточной Сибири, которому писатель посвятил книгу «Край возле самого неба»Время первых рассказов и повестейВ. Чивилихин, оценивший рассказы Распутина на Читинском совещании молодых писателей 1965 годаПервые издания произведений В. Распутина«Мне всегда писалось трудно…»С дочкой Марусей. 1974 г.Мамины уроки для Серёжи и МарусиС. Ямщиков, В. Распутин и Д. Лихачёв — беседы о русском языкеС Виктором АстафьевымПисатель и читатели — лицом к лицу…«…всякий раз, когда подхожу я к Байкалу, снова и снова звучит во мне: „Упала Господня мера щедрот Его на землю и превратилась в Байкал“»Время зарубежных изданий. В Западном Берлине. ФРГВ Неаполе. ИталияИркутск. 1978 г.Валентин РаспутинВ гостях у священнослужителя отца Николая (Овчинникова). Слева направо: учёный-эколог Фотей Шипунов, кинорежиссёр Ренита Григорьева, Валентин Распутин, матушка Мария (Овчинникова), писатель Владимир Крупин. Елец. 1978 г.Разговор с читателямиНаедине с чистым листомВ весёлую минуту с актёром Михаилом УльяновымНа надувной лодке от верховьев реки Лены до её обжитых берегов: Валентин Распутин и учёный-охотовед Семён Устинов (справа). Снимок сделан третьим участником экспедиции фотохудожником Борисом ДмитриевымБеседа с местными охотниками и рыбакамиКолыма. Напоминание о ГУЛАГе. 1985 г.В минуты раздумийС Патриархом Московским и всея Руси Алексием II
Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии