Он закрыл глаза. Ему снова явилось видение из того сна, который он увидел в Лабиринте. Видение, напугавшее его сверх всякой меры: огромные трещины, рассекающие прочное основание мира, огромные пласты земли, встающие на дыбы и сталкивающиеся между собою, и он сам посреди всего этого, безнадежно пытающийся удержать мир от распада. Но – тщетно, тщетно, тщетно…
«Неужели на мне лежит проклятие? – думал он. – Почему из сотен короналей именно я избран для присутствия при крушении нашего мира?»
Он заглянул себе в душу и не нашел там черных грехов, которые могли бы навлечь на него и весь Маджипур возмездие Божества. Он не вожделел трона, он не устраивал заговора, он не свергал брата, он не употреблял во зло полученную власть, к которой никогда не стремился, он не…
Он не…
Он не…
Валентин яростно тряхнул головой. Все это глупость и слабость духа. Беды, постигшие нескольких фермеров, случайно совпали с несколькими дурными снами, посетившими его самого, и нет никаких причин видеть во всем этом какой-то вселенский катаклизм. Со временем все придет в норму. Эпифитотия, каков бы ни был ее размах, будет побеждена. Его царствование войдет в историю не только как время больших тревог, но и как эпоха гармонии, уравновешенности, счастья. «Ты хороший правитель, – сказал он себе. – И хороший человек. У тебя нет причин сомневаться в себе».
Корональ поднялся и вышел из каюты на палубу. День клонился к вечеру; пухлое бронзовое солнце низко висело над западным горизонтом, а на севере уже показалась одна из лун. Небо переливалось множеством самых разных цветов – золотисто-каштановым, бирюзовым, лиловым, янтарным, золотым. На горизонте улеглась тяжелая лента туч. Валентин немного постоял в одиночестве около борта, глубоко набирая в грудь соленый морской воздух. Все обойдется, дай только срок, говорил он себе, но чувствовал при этом, что снова скатывается в тревогу и растерянность. Что-то никак ему не удавалось надолго избавиться от этого настроения. Никогда в жизни безысходность и отчаяние не овладевали им так надолго. Он совершенно не узнавал нынешнего Валентина, этого болезненно мнительного человека, постоянно находящегося на грани уныния. Он сделался чужим самому себе.
– Валентин!
Это была Карабелла. Он заставил себя выкинуть из головы дурные предчувствия, улыбнулся и протянул руку.
– Какой красивый закат!
– Роскошный. Один из лучших в истории. Хоть и говорят, что лучше все же был – в царствование лорда Конфалюма, четырнадцатого числа…
– Нет, Валентин, этот лучше. Потому что мы видим его своими глазами. – Она взяла его под руку, они долго стояли бок о бок без единого слова. И Валентин никак не мог понять, почему он совсем недавно пребывал в столь подавленном настроении. Все будет хорошо. Все будет хорошо!
И вдруг Карабелла сказала:
– Смотри, это же морской дракон, да?
– Морские драконы никогда не заходят в эти воды, милая.
– Значит, это галлюцинация. Но очень правдоподобная. Ты разве не видишь?
– И куда смотреть?
– Вон туда. Видишь, в океане яркое отражение – пурпур с золотом? Оттуда налево. Еще. Вот!
Валентин, прищурившись, всматривался в море. Сначала он не видел там ничего, потом решил, что вроде бы громадное бревно в воде, и тут последний луч солнца пробился сквозь наползавшие тучи, озарил океан, и он ясно увидел: да, несомненно, это одинокий морской дракон, медленно плывущий на север.
Его пробрало ознобом, и он обхватил себя руками.
Всем известно, что морские драконы передвигаются только стадами, пользуясь раз и навсегда определенными маршрутами, проходящими в южных водах – с запада на восток вдоль нижней стороны Зимроэля и берега Гихорны до Пилиплока. Оттуда на восток, минуя Остров Сновидений, вдоль выжженного зноем южного берега Алханроэля, покуда не окажутся в безопасности никем не исследованных просторов Великого океана. Да, это был дракон, в полном одиночестве направлявшийся на север. Валентин не сводил с него глаз, а гигант вдруг воздел к небу свои огромные крылья и неторопливым, но решительным движением ударил ими по воде, как будто намеревался свершить невозможное – подняться из воды и полететь, подобно колоссальной птице, туда, где лежат задернутые изморосью полярные пределы.
– Как странно… – пробормотала Карабелла. – Ты когда-нибудь видел подобное?
– Никогда. Никогда. – Валентин поежился. – Карабелла, знамения идут сплошным потоком. И как же я должен их понимать?
– Пойдем. Давай вернемся в каюту и выпьем по чаше теплого вина.
– Нет, еще не время.
Он стоял как вкопанный и во все глаза смотрел не открываясь на темный силуэт, все хуже различимый на фоне темного моря в сгущающихся сумерках. Снова и снова громадные крылья вспенивали море, но в конце концов дракон сложил их, вытянул вверх длинную шею, запрокинул массивную голову, увенчанную тремя рогами и испустил гулкий скорбный крик, раскатившийся в полутьме, как туманная сирена маяка. Затем ушел под воду и скрылся из виду.
Глава 4