Валентин Понтифик

Однако в ту ночь Хиссун долго не мог заснуть. Он лежал в роскошной спальне, обитой великолепными темными тканями старинного плетения, где некогда ночевали великий лорд Конфалюм, и Престимион, и, наверное, сам Стиамот; и ему казалось, что древние правители все еще витают здесь, переговариваются друг с другом тихим шепотом и насмехаются над ним в этих разговорах: выскочка, ничтожество, павлин. «Это всего лишь шум прибоя внизу», – сердито сказал он себе. Но сон по-прежнему не приходил, и чем старательнее он пытался заснуть, тем меньше хотелось спать. Он встал, прошелся по комнатам, вышел во двор, подумав, что хорошо бы разбудить какого-нибудь слугу, который подал бы ему вина, но не обнаружил ни одной живой души и через некоторое время вернулся в спальню и снова закрыл глаза. На этот раз ему почти сразу показалось, что он чувствует, как Владычица легонько прикоснулась к его душе; это было не послание, не что-то содержательное, а именно прикосновение, нежное, как дыхание, ласково проходящее через его душу: «Хиссун, Хиссун, Хиссун…», навевавшее на него успокоение, за которым пришла легкая дрема, а потом и глубокий сон, недоступный для сновидений.

Утром величественная, невзирая на изящество, иерарх Талинот Эсюлде проводила его и Эльсиному на площадку у подножия огромного белого утеса, где ждали парящие сани, которым предстояло доставить их на верхние террасы Острова.

Подъем по вертикальной стене Первого утеса – вверх-вверх-вверх, как во сне, совершенно ошеломил Хиссуна, он зажмурился и осмелился открыть глаза лишь после того, как сани не остановились на посадочной площадке. Посмотрев оттуда, он увидел залитую солнцем морскую гладь, простирающуюся до далекого Алханроэля, и два изогнутых рукава мола нуминорского порта, выдающиеся в море прямо под ним. Затем летающий фургон отвез их по заросшему густым лесом плато к подножию Второго утеса, который вздымался вверх так круто, что, казалось, заполнял все небо; там они переночевали в хижине на Террасе зеркал, где из земли, как таинственные древние идолы, торчали массивные плиты из полированного черного камня.

Затем последовал еще один подъем на санях на верхний, внутренний утес, вздымающийся на несколько тысяч футов над уровнем моря, где находилось святилище Владычицы. На вершине Третьего утеса воздух был настолько чистым, что даже находящееся за много миль виделось четко, будто сквозь увеличительное стекло. Высоко над головами лениво парили неизвестные Хиссуну громадные птицы с пухлыми красными телами и огромными черными крыльями. И снова Хиссун и Эльсинома поехали вглубь Острова, минуя одну за другой плоские террасы, пока наконец не достигли места, где среди необыкновенно безмятежных садов были разбросаны в кажущейся хаотичности простые беленые каменные домики.

– Это Терраса поклонения, – сказала Талинот Эсюлде. – Преддверие Внутреннего храма.

На сей раз они переночевали в скромном, но очень милом уединенном тихом домике, с собственным мерцающим бассейном и тихим уютным садом, окаймленным виноградными лозами, толстые древние стволы которых словно вросли в непроницаемую стену. На рассвете слуги принесли им охлажденные фрукты и жареную рыбу, и вскоре после того, как они закончили завтрак, появилась Талинот Эсюлде, а с нею другая иерарх, суровая седовласая женщина с пронзительным взглядом. Она приветствовала их обоих неодинаково, Хиссуна – салютом, подобающим принцу Горы, но сделала этот жест с необычной поспешностью, попросту небрежно, а затем повернулась к Эльсиноме и, взяв обе ее руки в свои, долго тепло и пристально смотрела ей в глаза, и в конце концов сказала:

– Добро пожаловать на Третий утес. Меня зовут Лоривейд. Владычица и ее сын ждут вас.

Утро было прохладным и туманным, но казалось, что солнечный свет вот-вот пробьется сквозь низкие облака. Цепочкой, которую возглавляла Лоривейд и замыкала Талинот Эсюлде, они без единого слова прошли через сад, где каждый лист сверкал росой, и, миновав мост из белого камня, изогнутый столь изящно, что казалось, будто он может рассыпаться при малейшем ударе, достигли просторного луга, по другую сторону которого находился Внутренний храм.

Хиссуну еще не случалось видеть более красивого здания. Оно было построено из того же полупрозрачного белого камня, что и мост; основу его составляла невысокая ротонда с плоской крышей, от которой исходили, как лучи звезды, восемь длинных тонких крыльев. Никаких украшений: все чисто, целомудренно, просто, безупречно.

В ротонде помещался просторный восьмигранный зал, посреди которого находился восьмигранный же бассейн, и в этом зале их поджидали лорд Валентин и женщина, которая могла быть только его матерью, Владычицей.