Через некоторое время снова вернулся к этой теме:
— Живу трудно, можно сказать, безысходно. Нигде не могу найти себе места, определиться, сесть за работу. Живу то на даче, то здесь два-три дня, потом снова мчусь туда… Так и проходят мои дни и ночи…
И вдруг случилось труднообъяснимое. Пёс Гришка (приобретённый во время работы над романом «Нечистая сила») прыгнул на мои колени, положил мне на плечи свои лапы и, пронзительно скуля, с каким-то исступлением стал лизать моё лицо, уши и волосы. Я и раньше бывала в доме Пикулей, пёс был со мной ласков, но никогда таким образом не выражал своих чувств. Что же толкнуло его в тот момент ко мне на колени? О чём он думал? Что же хотел выразить?
У меня комок подступил к горлу. Я клятвенно пообещала взять шефство над этими осиротевшими «мужиками».
Время летело стремительно быстро, я всё время собиралась уходить, но Валентин Саввич каждый раз просил хоть немножко задержаться.
Я позвонила на работу коллегам, чтобы занятие «Клуба друзей книги» начинали без меня, пообещав, однако, скоро подъехать.
Так незаметно с Пикулем мы проговорили до десяти часов вечера, когда в очередной раз я стала собираться, теперь уже не на мероприятие, которое закончилось, а домой.
И тогда Валентин Саввич как-то неожиданно (ибо никаких разговоров о чувствах и любви прежде и теперь не было), совсем не романтично предложил мне не только помогать ему, но и стать его женой…
Сказать, что это было как гром среди ясного неба, — значит, не сказать ничего. В моём лексиконе не хватит слов, чтобы хоть приблизительно описать шок от испугавшей меня неожиданности. Разве могла я когда-нибудь о таком даже подумать?
Наступила минута решительного объяснения, которого я мучительно боялась. Но Валентин Саввич нашел самые обычные, самые простые слова, незаметно и не обидно, перейдя на «ты»:
— Я хочу, чтобы ты полюбила меня, пусть не сразу, но сейчас мне одиноко, тоскливо и тяжело. Верь мне, я никогда тебя не обману, — произнёс он. Валентин Саввич пытался убедить меня, что в нашем возрасте даже без любви два порядочных человека, соединив свои судьбы, могут быть счастливы. А при взаимном уважении любовь обязательно придёт.
Волнение и сомнения чувствовались в его голосе, одна сигарета сменялась другой. Пикуль ждал ответа. Подумав, я сказала:
— Одна я решить не могу, мне надо посоветоваться с детьми.
Он вышел на кухню и через минуту вернулся.
— Поедем сейчас и спросим, — не отступал он, — такси я заказал, а что касается детей, — я же не отнимаю тебя у них. Твои дети пусть будут и моими детьми, если они меня признают.
— А как же муж? — растерянно спросила я. В первый раз нас не развели — дали полгода на размышление.
— Разведёшься, — решительно заявил он. — А сейчас вместе едем к детям. Если они пожелают ехать сюда, заберём их и вернёмся обратно, но уже навсегда…
Валентин Саввич улыбнулся, и вмиг исчезла напряжённость…
И мы поехали. За 25 минут дороги до дома передо мной калейдоскопом прошла вся моя предшествующая жизнь. Вот и мой дом. Валентин Саввич остался в машине, а меня предупредил:
— Постарайся справиться побыстрей. Жду тебя полчаса. Через полчаса — уеду. Но я хочу, чтобы ты пришла — не хочу волноваться. Ничего с собой не бери, — мы начнём жизнь с чистого листа. Если дети согласны — бери их с собой, а утром отправишь в школу на такси.
Переговорила с детьми. Они, не колеблясь, дали добро, обещая приехать на выходные дни. Может быть, как и я, ещё ничего не понимая. Тем более что Марине было (всего или уже) 16 лет, а Вите — 14.
Я взяла с собой «самое необходимое» — шеститомник Александра Блока и трёхтомник Сергея Есенина и вернулась в машину. Всю обратную дорогу я проплакала, что не на шутку встревожило Пикуля. Как умел, он утешал меня, находя добрые и мягкие слова, приводя примеры из своей жизни и опыта.
— Что ты так убиваешься, ведь дети уже взрослые. Раньше в 16 лет выходили замуж и рожали детей, — успокаивал он.
Но от его слов ручей слёз только увеличивался. Всю жизнь дети были всегда со мной, они выросли в библиотеках, где я работала, и оторваться от них было невообразимо.
Как всё теперь будет? Но выбор сделан, отступать поздно.
Я ехала навстречу новой жизни. Какая она будет? На все эти вопросы, рождающиеся в моей голове, я не могла дать вразумительного ответа.
Такси на огромной скорости несло нас по ночной Риге.
Вот и квартира, где предстояло быть не только гостьей, но и хозяйкой…
Об этом, сугубо личном, можно было бы и не писать…
Если бы не уникальность сюжета и, главное, не… мистификация содержания.
Согласитесь, не так часто бывает, чтобы люди, решившие соединить свои судьбы, садились, на ночь глядя, в кресла с настороженно-волнительным желанием… познакомиться.
— Давай, — начал Валентин Саввич, — расскажем друг другу о себе. А то я знаю тебя как заведующую библиотекой и как крестьянскую дочь, что меня, впрочем, весьма привлекает.
Я робко, сбивчиво рассказывала о своей предыдущей жизни.
— После окончания школы, — вспоминала я, — жила у брата в Северодвинске.
— На какой улице? — как бы между прочим спросил Валентин Саввич.
— На Республиканской.