Валентин Пикуль

— Понимаешь, начал он издалека, — вот я расстроился, выпил, но, хорошо подумав, решил: так вести себя нельзя. Впереди ещё тачки грязи и клеветы, если на всё так реагировать, то никакого здоровья не хватит. А любая пакость отлично плавает, так что и в стакане её не утопишь. Поэтому хочу, чтобы ты засвидетельствовала главное: с завтрашнего дня я раз и навсегда — великий трезвенник. Ты же знаешь, что во время работы я капли в рот спиртного не беру, а выпиваю только после завершения романа, чтобы выйти из одного времени и войти в другую эпоху. А свою бочку я ещё в юности выпил, — в чужую заглядывать не желаю. Вот и весь сказ!

— И на мой день рождения не выпьешь? — от удивления спросила я.

— Ни на твой, ни на чей бы то ни было, — отрезал Пикуль.

Свой день рождения я отметила на работе, а дома он прошёл незаметно: Пикуль очень плохо себя чувствовал, но лёжа внимательно изучал дело Штауффенберга…

Валентин тем временем, полностью переключившись на тему «Площади павших борцов», проглатывал кипы книг. И в обед, и вечером после работы возвращалась домой с огромными сумками книг. Валентин просматривал все имеющиеся в нашей библиотеке «Военные мемуары» зарубежных военных деятелей и историков. Очень просил достать Манштейна и Паулюса, но у меня их не было. Зато обрадовался принесённым мною научным исследованиям о боевых путях той или иной армии и дивизии. Просит приносить ему все книги, в которых говорится о начальном периоде войны, и в первую очередь о Сталинграде.

4 апреля Валентин Саввич приступил непосредственно к написанию романа. Весь вечер долго мучился, писал, правил, перепечатывал посвящение отцу. К следующему дню — к месячному юбилею тёзки (внука Валявки) — написал 7 страниц. Целый месяц, не отрываясь ни на какие посторонние дела, чередуя чтение с письмом, Валентин работал исключительно над «Барбароссой». Темы наших разговоров по вечерам также ограничивались рамками нового романа и связанного с ним «материального» обеспечения: такие-то книги отнести, такие-то — достать.

Иногда для выяснения какой-либо детали Пикуль просматривал до десятка книг, пока не находил ясного ответа. Читал в это время и присланные Вячеславом Михайловичем Чуликановым мемуары Манштейна. Не знаю, для чего это нужно было автору, но замечала, что чтение военных мемуаров Валентин Саввич чередовал с книгами, не имеющими ничего общего с темой романа. Много писал, как он говорил, «впрок» — для будущих глав. Придумав более увлекательное для читателей начало, вернулся на «исходную позицию». Так и шла обычная писательская работа…

9 мая Валентин Саввич вновь сел за Сталинград. Почти без сна, за сутки написал 26 страниц. Ещё трое суток такого же напряжения, и 15 мая вечером он сообщил мне, что вчерне закончил первую часть романа — «Барбаросса».

Такой героизм не прошел бесследно. Переутомление вылилось в сильную боль левого глаза…

На следующий день Пикулю позвонили из газеты «Советская Латвия» и пригласили на торжественную часть по случаю чествования главного редактора Николая Петровича Салеева в связи с 70-летием со дня рождения. Не буду описывать подробности этого мероприятия, состоявшегося в Доме печати. Для раскрытия характера Пикуля мне хотелось бы только передать смысл поздравления, высказанного им.

После здравицы в честь юбиляра и добрых пожеланий в его адрес Валентин, стоя на сцене огромного зала, сказал приблизительно следующее:

— Денег я у вас взаймы никогда не брал, сам вам их тоже не давал, тем более что вы никогда их и не просили. Поэтому наша дружба — бескорыстная.

Эти слова сняли натянутую чопорность с торжественности. Все весело смеялись, но некоторые с опаской поглядывали на телевизионные камеры, фиксирующие, на их особый взгляд, не совсем подходящие к официальной церемонии речи.

Но телевидение — телевидением, а Пикуль оставался Пикулем.

До конца мая Валентин Саввич, жалуясь на глаз, не приступал к последующему материалу, а только перечитывал, правил и дорабатывал первую часть романа.

В июне к Валентину Саввичу приезжал ответственный секретарь русско-болгарского журнала «Дружба» Витас Матулявичюс.

Непринуждённость и содержательность общения с ним доставляли Пикулю истинное удовольствие. Они много разговаривали, вместе смотрели и обсуждали библиотеку, ходили на выставку Рерихов в Латвийский музей изобразительного искусства.

Впоследствии Витас расскажет о Пикуле в своей публикации «Человек, написавший библиотеку».

Упоминание о болгарах освежило в памяти события, о которых стоит хотя бы коротко сказать.

В этом году к имени Пикуля был проявлен большой интерес за пределами страны. Через ВААЛ за согласием на издание книг обращались: из Болгарии — по поводу «Окини-сан», ЧССР просила и «Три возраста Окини-сан», и «Богатство», в США намеревались издать «Битву железных канцлеров».

Популярность Пикуля возрастала. Это было заметно и по интересу, проявляемому к его личности со стороны художников и теле-, киноработников. Пикуля хотели снимать, желали писать с него портреты.