Мы сказали, что у монастырских ворот они встретились с доном Серапио де-ла-Ронда, то есть с Валентином Гиллуа, и все трое украдкой переглянулись.
Сестра-привратница без всякого затруднения впустила францисканца; проводник его простился с ним, обменявшись несколькими приветствиями с сестрой-привратницей, которая проводила францисканца в приемную и, попросив его подождать с минуту, отправилась доложить настоятельнице о прибытии духовника, которого требовала молодая послушница.
Мы оставим на несколько минут францисканца и воротимся к двум девушкам, которых оставили в саду.
Как только настоятельница удалилась, молодые девушки сели рядом на скамейку.
— Милая Анита, — сказала Елена: — позволь мне воспользоваться несколькими минутами, в которые мы остались одни, чтобы рассказать тебе о письме, полученном сегодня мной, я боялась, что мне не удастся это сделать; однако то, что я должна сообщить тебе, очень важно.
— Что ты хочешь сказать, моя добрая Елена? Каким образом письмо, о котором ты говоришь, может интересовать меня?
— Не могу положительно дать тебе объяснения; довольно тебе знать, что мои братья коротко дружны с одним из их соотечественников, который принимает в тебе большое участие, и то, что я должна тебе сказать, относится к этому французу.
— Это странно! — прошептала донна Анита с задумчивым видом. — Я знала только одного француза, я рассказывала тебе эту печальную историю, причину всех моих несчастий; но этот француз, за которого мой отец хотел меня выдать, умер ужасной смертью. Кто из его соотечественников может принимать во мне участие? Ты его знаешь?
— Очень мало, — отвечала молодая девушка, слегка покраснев, — однако настолько, что могу уверить тебя в его благородном сердце; лично он тебя не знает. Но, — прибавила Елена, вынув письмо из кармана, — вот что мой брат Антуан пишет о нем; хочешь, я тебе прочту?
— Прочти, милая Елена. Я знаю дружбу твоих родных ко мне, поэтому я всегда с величайшим удовольствием слышу известия о твоих братьях.
— Слушай же! — сказала Елена.
И она прочла:
«Наш друг, Валентин, поручил мне, милая сестра, сказать твоей приятельнице…»
— Это о тебе идет речь, — прибавила Елена.
— Продолжай, — сказала донна Анита.
«Скажи своей приятельнице, что духовник, которого она спрашивала, придет сегодня после вечерни. Пусть донна Анита вооружится мужеством — оно потребно для радости точно так же, как и для горести; она узнает сегодня новость, которая должна иметь огромное влияние на ее будущность».
— Это странно, — прошептала донна Анита. — Увы! Какую новость могу я узнать?
— Кто знает? — сказала Елена и продолжала читать:
«В особенности, чтобы донна Анита была осторожна, и как удивительно ни показалось бы ей то, что она узнает, пусть она остерегается обнаружить, какое действие произведет это открытие; она не должна забывать, что если у нее есть преданные друзья, то что за ней наблюдают могущественные враги: малейшая неосторожность погубит ее безвозвратно и уничтожит навсегда наши усилия спасти ее; ты должна, милая сестра, настойчиво растолковать твоей приятельнице этот совет».
— Остальное, — прибавила Елена, улыбаясь, — относится только ко мне, тебе не нужно этого сообщать.
Она сложила письмо, которое снова исчезло в ее кармане.
— Теперь, милочка, ты предупреждена, — сказала она. — Будь же осторожна.
— Боже мой! Я ничего не понимаю в этом письме, я не знаю, кто этот Валентин, о котором говорит твой брат, я, по твоему совету, потребовала духовника…
— То есть по совету моего брата, который поместил меня вместе с тобой не только потому, что я люблю тебя, как сестру, но и для того, чтобы поддерживать тебя и ободрять.
— Я очень признательна и ему, и тебе, милая Елена, если бы тебя не было со мной, несмотря на дружбу, которой удостаивает меня наша добрая настоятельница, я давно уже изнемогла бы от горя.
— Теперь идет дело не обо мне, милочка, а о тебе одной; как ни таинственен и непонятен совет моего брата, я знаю, что он слишком серьезен и слишком добр для того, чтобы не приписывать этому совету большую важность, поэтому я настойчиво прошу тебя быть осторожной.
— Напрасно стараюсь угадать, о какой новости говорит он. Признаюсь тебе, друг мой, что я невольно чувствую тайное нежелание принять этого духовника, о котором он говорит. Увы! Я теперь должна всего бояться и ни на что не надеяться!
— Тише! — с живостью вскричала Елена. — Я слышу шаги в аллее, которая ведет в эту беседку, кто-то приближается, не надо, чтобы нас застали врасплох.
Действительно почти в ту же минуту сестра-привратница, которая уже приходила докладывать настоятельнице о доне Серапио де-ла-Ронда, вошла в беседку.
— Сеньорита, — обратилась она к Елене. — Матушка-настоятельница желает говорить с вами и с донной Анитой немедленно, она ждет вас в своей келье с францисканцем.
Молодые девушки переглянулись, легкая краска выступила на бледных щеках донны Аниты.
— Мы следуем за вами, сестра моя, — отвечала Елена.
Молодые девушки встали, Елена взяла под руку свою подругу и наклонилась к ней.
— Мужайся, милая, — тихо шепнула она на ухо ей.