Валентин Гиллуа

Генерал все казался холоден и бесстрастен; хотя он был спокоен внешне, но страшная буря бушевала в его сердце; лицо его покрывала смертельная бледность, брови были нахмурены, губы посинели и сжались, как будто он делал необыкновенное усилие, чтобы не произнести ни одного слова и не обнаружить пожиравшую его ярость; глаза его метали молнии; иногда все его тело судорожно подергивалось, но силой воли он успевал преодолеть волнение и сохранить выражение презрительной насмешки, которое с начала этой сцены придал своим чертам.

Видя, что обвинитель его замолчал, он сделал шаг вперед и протянул руку, как будто хотел говорить в свою очередь; но враг его не дал ему времени произнести слова.

— Подождите, — остановил он его, — я еще не все сказал; теперь, когда я открыл все, в чем вы виноваты, я должен и хочу сделать присутствующих судьями не только того, что сделал я, но и того, что я намерен сделать против вас.

Глава VIII ПРОДОЛЖЕНИЕ ОБЪЯСНЕНИЙ

Генерал пожал плечами с презрительной улыбкой.

— Вы с ума сошли, — сказал он, — я теперь знаю кто вы, ваша ненависть ко мне открыла это. Снимите маску, которая теперь вам ни к чему. Я знаю вас — известно, что ненависть ясновидяща: вы тот французский охотник, которого я встречал повсюду, который расстраивал мои планы и мешал моим намерениям…

— Прибавьте, — перебил охотник, — которого вы будете встречать всегда.

— Хорошо, пусть будет так, если только я не раздавлю вас ногой.

— Вы все так же горды и так же неукротимы! Неужели вы не боитесь, что выведете меня из терпения вашими оскорблениями и я забуду клятву, которую дал себе, и пожертвую вами для моего мщения?

— Полноте, — перебил Герреро, презрительно пожимая плечами, — вы меня не убьете, это невозможно; вы хотите наслаждаться своим мщением и не заколете меня кинжалом в сердце.

— На этот раз вы правы, дон Себастьян, я вас не убью, потому что, как вы ни виновны, я не признаю за собою права сделать это; кровь не смывает крови, а только увеличивает ее пятно; я намерен мстить вам продолжительнее того мщения, которое доставил бы мне удар ножом или пистолетный выстрел, притом это мщение уже началось.

— А! — воскликнул генерал с насмешливым видом.

— Но так как это мщение должно быть честно, — продолжал охотник с волнением, — я хочу дать вам при всех доказательства, что не боюсь вас; эта маска, в которой вы упрекаете меня, спадет с лица моего не потому, что вы меня узнали, но потому, что я считаю недостойным скрывать себя долее от вас. Братья! — прибавил он обернувшись к своим молчаливым товарищам. — Одна моя маска должна быть снята, вы своих масок не снимайте: для пользы моего мщения вы должны оставаться не известными.

Пятеро мужчин молча подали знак согласия.

Охотник снял маску, скрывавшую его лицо, и далеко отбросил ее от себя.

— Валентин Гиллуа! — вскричал генерал. — Я был в этом уверен.

При этом знаменитом имени, охотники второго каравана сделали движение, чтобы броситься вперед или из любопытства, или по какой-либо другой причине.

— Остановитесь! — сказал француз, удерживая их быстрым движением. — Дайте мне кончить с этим человеком.

Охотники поклонились и отступили.

— Теперь, — продолжал Валентин, — мы находимся лицом к лицу. Выслушайте же терпеливо то, что мне остается вам сказать, может быть, скоро бесстрастие, разлитое по вашим чертам, растает от моих слов, как снег от первых лучей солнца.

— Я буду вас слушать, потому что я не могу поступить иначе; но если вы льстите себя надеждой, что можете тронуть меня каким бы то ни было образом, я должен предупредить, что это вам не удастся; ненависть, которую я чувствую к вам, слишком перевешивается презрением, которое вы мне внушаете, так что никакие ваши поступки и слова не могут меня тронуть.

— Слушайте же! — холодно продолжал охотник. — Когда мой несчастный друг пал на гваймасском берегу, в пароксизме горести, я имел намерение вас убить, но скоро я обдумал, и понял, что лучше оставить вас в живых. Моими страданиями, через неделю после смерти графа, мексиканское правительство не только публично осудило ваш поступок, но даже лишило вашего места, не Удостоив объяснить вам причины этого решения.

— А! — сказал генерал, шипящим, но сдержанным голосом. — Это вам я обязан моей отставкой?

— Да, генерал, мне одному.

— Я очень рад это узнать.