Читаем Валаамская тетрадь полностью

Повествуя об этих годах, нельзя не упомянуть и еще об одном событии, происшедшим на Валааме в ту пору. В конце 1822 год сослан был в Валаамский монастырь «на исправление» даже тогда весьма известный архимандрит Иакинф. Имя этого человека в миру — Никита Яковлевич Бичурин. По крови он чуваш. Родился в селе Бичурине недалеко от Чебоксар, в семье сельского священника. В те времена дорога к образованию для «поповских» детей могла лежать только через семинарию. После церковно-приходской школы Никита поступил в Казанскую семинарию. Преподаватели сразу обратили внимание на то, с какой легкостью давались юному семинаристу языки. Он «с лёту» овладел древнегреческим, латынью, старославянским. Как ни странно, «изряден» оказался в русской словесности (ведь за спиной была всего-навсего приходская школа), самостоятельно и довольно быстро выучил французский, английский, немецкий языки. Это за рамками программы семинарии, но, так как успевал и по остальным предметам блестяще, на увлечения юного полиглота смотрели сквозь пальцы. «Учит, ну и пусть учит, значит, Бог дал». И Бог, действительно, многое дал этому человеку. Но, как и судьба многих талантливых людей в России, его судьба оказалась драматичной. В старших классах семинарии с ним случается несчастная любовь. Он был отвергнут. Ах так! Он принимает решение уйти от мира и по окончании семинарии постригается. Одно время остается преподавать в семинарии, а затем оканчивает Казанскую духовную академию, по окончании которой там же и остается преподавать. Но волею обстоятельств в 1807 году уже в сане архимандрита его направляют в Китай главой русской православной миссии. Выбор церковного начальства пал на него не случайно: представителен, образован, владеет многими языками. Долгих 14 лет живет он в Поднебесной, создает русско-китайский, франко-китайский, немецко-китайский словари, изучает культуру, историю, быт этой загадочной страны. Но по доносу сослуживцев (это в России занятие наилюбимейшее) вызывается в Петербург, предстает пред судом Синода и отправляется в ссылку на Валаам, без права чтения книг! Через четыре года его оттуда вызволяет князь Горчаков. Но остаток дней опальный архимандрит проводит в стенах Александро-Невской лавры. Там и могила его, в некрополе XVIII века. На ней стелла с надписью (по-китайски): «У ши цынь ляо чун гуан ши це» — «Труженик ревностный и неудачник, свет проливший на анналы истории» (Конфуций).

х х х

В тот же знаменательный год Высочайшего визита произошло на Валааме событие, которого тогда никто не заметил. Да и кто мог придать значение прибытию на остров, во второй уже, правда, раз (первое посещение было свершено в 1817 году), прихрамывающего, невзрачного, невысокого роста молодого парня, села Старицы Тверской губернии крестьянина Домианта Кононова. Ну, богомолен, ну, странничает по монастырям русским, ну, побывал в Киевской лавре, на Соловках, в Сяндемской обители, на Коневце, в Тихвине, поклонялся Новгородским Святыням. Ну и что? Мало ли таких, сирых и убогих, печально набожных, несчастных, неприкаянных, часто калек, странничали по бескрайним русским проселкам, не имея ни кола, ни двора, искали пристанища, кровли и куска хлеба «Христа ради», под сенью православных обителей? Их и на Валааме было всегда великое множество. Зимой, в стужу, из Сердоболя с монастырскими обозами шли они по ладожскому ненадежному льду, а уж летом и подавно на парусных, гребных суденышках прибивались они к стенам монастырским. Благодарные за оказанный приют, тепло да ласку, чем могли братии в трудах ее помогали.

Так и этот паренек. Только уж больно ревностно посещал службы монастырские, молился истово, с сердцем. И послушания нес безропотно любые. Куда б ни послали — работал, рук не покладая. Со временем невольно обратил на себя внимание братии. А два месяца спустя подошел перед службой к отцу настоятелю, направившемуся в храм, и попросил благословить на монастырское послушание: «Хочу иночество принять». Игумен Варлаам, уже наслышанный от братии об отроке, благословил. Трудно переоценить этот день, час и миг в истории Валаамского монастыря, ибо в это мгновение один из самых знаменитых в будущем валаамских настоятелей стал послушником сей обители.

Нелегок был путь его в Валаамский монастырь. Родители его, крепостные землепашцы, были ох как небогаты, о вольной выкупности и мыслить не смели. Быть бы в крепости до седых волос и Домианту, да случилось несчастье: совсем малютку еще не досмотрела его нянька, то ли сам упал откуда, то ли она его уронила, одним словом, видимо, был поврежден позвоночник. Он стал хромым на правую ногу. Ни тебе пахарь никакой, ни рекрут. Куда его? И родителям маета, да и самому нахлебничать в крестьянской-то семье не с руки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология