— Спасибо. Честно говоря, в последнее время мы с ним не ладили. После окончания школы он отвез меня на призывной пункт в Тускалузе. Так что я не попал в колледж, как хотел. Я попал во Вьетнам — тоже своего рода колледж. Я служил подрывником, но, по-моему, ты это знаешь. Чудесно, а? Я — и подрывник! — Он попробовал улыбнуться, но его глаза были грустными.
— Чудесно? Почему?
Дюк долго смотрел на него.
— Ты... ты что, ничего не знаешь? Ну да, откуда тебе. Я вернулся из Вьетнама в семьдесят первом, с простреленным бедром и Пурпурным Сердцем. Но это все равно продолжало есть меня изнутри... Поэтому я пошел к шерифу и все ему рассказал. Я отсидел один год из положенных двух и вышел недавно, только в октябре. Но я хочу, чтобы ты знал, Билли, — это была не моя идея. Это не я предложил...
— Какая идея?
— Фейерверк, — тихо ответил Дюк. — Я думал, ты знаешь; я думал, все уже знают. Я был среди тех ребят, кто подложил фейерверк в костер. Это... была шутка. Просто шутка. Мы надеялись, что получится красочный салют. Мы надеялись, люди обрадуются. Никто и не думал, что так рванет. Когда мой отец дознался до этого, он быстро сплавил меня военным. Я никогда не забуду ту ночь, Билли. Я плохо сплю. Знаешь, я до сих пор слышу стоны. Билли... ты можешь узнать, остался ли кто-нибудь из них там, на поле? Ты можешь поговорить с ними и помочь?
— Они ушли, — ответил Билли. — Я уверен в этом.
Дюк отрицательно покачал головой.
— Нет, они все еще здесь. — Он открыл глаза и ткнул пальцем в свой лоб. — Они здесь, все до единого. Все, кто погиб в ту ночь. Ты не можешь помочь мне?
— Нет.
— Я так и думал. Я отсидел свой срок и вышел за примерное поведение. Отец хотел, чтобы я уехал на работу в Джорджию. Да... — Он прошел мимо Бонни и снял с вешалки свою шляпу. Это был форменный головной убор работника заправочной станции. — Пойду на работу. Бензин не будет течь сам. Я думал, ты все уже знаешь, Билли. Я действительно так думал.
— Они ушли, — повторил Билли, когда Дюк взялся за дверную ручку. — Тебе больше не нужно хранить в себе их боль.
— Да, конечно, — ответил Дюк. Он открыл дверь — маленький колокольчик весело звякнул у притолоки — и вышел на улицу.
— Мы все ошибались насчет твоей матери, Билли, — смущенно вздохнул Куртис Пил. — Она не было колдуньей. Правда ведь, не была?
Билли покачал головой; его глаза затуманились, и Бонни взяла его под руку, чтобы поддержать.
— То, что произошло с сыном Фальконера, ужасно. Я слышал, что он погиб во время авиакатастрофы в мексиканской пустыне. Один Бог знает, что он там забыл. Я слышал, что он опустился, забросил все дела...
— Не все, — ответил Билли. — А только те, что не имели значения.
—Что?
— Ничего. — Билли снова посмотрел на вышитую сову. Эту прекрасную работу должны видеть все желающие. Куртис Пил не мог придумать лучшего места, чтобы повесить ее.
Пил коснулся его плеча.
— Билли, у меня есть прекрасная идея! Почему бы тебе и твоей юной леди не пообедать у меня сегодня вечером? Я позвоню жене и обещаю вам такого жареного цыпленка, что пальчики оближете! Договорились?
— А для меня местечко найдется? — спросил Хайрам.
— Может быть. Черт... конечно! У нас найдется местечко для всех! Ну что, Билли? Как ты на это смотришь?
Билли улыбнулся, посмотрел на Бонни, а затем кивнул.
— Мы смотрим на это очень положительно.
— Прекрасно! Тогда я начинаю трубить в рог!
— Куртис, — окликнул Билли, когда Пил направился к телефону. — Мне нужно сходить на могилу матери. Ее похоронили на кладбище?
— Да, конечно. Не беспокойся об этом. Мы хорошо заботимся о ней. Сам увидишь.
— Мы скоро вернемся.
Подходя к двери, Билли и Бонни услышали, как Куртис говорит по телефону:
— Ма? Сегодня вечером у нас будет настоящее торжество! Знаешь, кто...
— Большое мужество, — пробормотал Хайрам.
Пятнадцать минут спустя Билли и Бонни стояли у могилы Рамоны. Могила Джона располагалась всего в нескольких футах. Осыпавшиеся сосновые иголки устилали землю, а между деревьев гулял холодный ветер. Билли чувствовал запах сосновой смолы: аромат жизни, ждущей весны, чтобы вырваться к свету.
В изголовье могилы Рамоны Крикмор стоял надгробный камень. На нем были выбиты ее фамилия, имя, даты рождения и смерти, а внизу рука мастера вывела печатными буквами: «ДОЧЬ ГОТОРНА».
Билли обнял Бонни. Он знал, что матери здесь нет; ее тело вернулось обратно земле, как и положено всем телам, но ее душа — та самая часть, которая делала ее не такой, как все, — по-прежнему следовала по своему Неисповедимому Пути. И его душа тоже уйдет туда, куда ушла ее. Он еще не раз встретит Меняющего Облик, потому что тот — земное воплощение Зла, но теперь он знал, что орел всегда может победить змею. Смелость побеждает страх.
Недалеко от могилы Рамоны в кустах росло несколько стеблей голденрода. Билли сорвал несколько штук, рассыпая по земле желтые цветы.
— Цветы для умерших, — произнес он. — И для живых.
Он протянул Бонни оставшийся стебелек и увидел, как засияли ее странные и прекрасные глаза.