Ваал. Неисповедимый путь

Генри Брегг и Джордж Ходжес сказали ему вчера, что «Крестовый поход», Фонд Фальконера, радиостанция, журнал, земельные участки в Джорджии и Флориде, акции и облигации, трейлер и все дорожное оборудование теперь принадлежат ему. Он провел все утро, подписывая бумаги, но прежде прочитывая каждую несколько раз, чтобы точно знать, к чему это приведет. Кемми получила ежемесячные отчисления с личного счета Джи-Джи, но все остальное имущество и ответственность за него переходили к Уэйну.

Злой голос, словно ветер в камышах, нашептывал ему: «Ты не справишься с этим...»

Когда лимузин подъехал к панихидному дому, его окружили репортеры и фотокорреспонденты. Уэйн начал помогать матери выходить из машины, и немедленно вокруг защелкали камеры, к счастью, Кемми хватило ума накинуть на лицо черную вуаль. Уэйн отмахивался от вопросов, когда навстречу им вышел Джордж Ходжес.

Внутри панихидного дома было очень холодно, тихо и пахло, как в цветочном магазине. Каблуки стучали по мраморному полу. Около мемориальной комнаты, где лежал Джимми Джед Фальконер, столпилось множество людей. Уэйн начал обходить их по очереди и благодарить за приход. Женщины из Женской баптистской лиги окружили Кемми и утешали ее. Высокий седовласый мужчина пожал руку Уэйна. Это был священник близлежащей епископальной церкви.

Уэйн выдавил из себя улыбку. Он знал, что этот мужчина считался врагом его отца — одним из тех, кто входил в коалицию священников, оспаривающих свободную трактовку Фальконером Евангелия. Фальконер завел несколько досье на священников, которые были против «Крестового похода», и Уэйн планировал пополнить их в самое ближайшее время.

Юноша подошел к матери.

— Ты готова войти внутрь, мама?

Кемми едва заметно кивнула, и Уэйн ввел ее через большие дубовые двери в комнату, где был выставлен гроб. Большинство собравшихся последовали за ними на почтительном расстоянии. Небольшой зал утопал в цветах; его стены украшали бледные фрески в голубых и зеленых тонах — поросшие травой холмы с пасущимися стадами, за которыми присматривали играющие на лирах пастухи. Из скрытых динамиков лилась органная музыка. Исполнялся «Старый тяжкий крест» — любимый гимн Дж. Дж. Фальконера. Блестящий дубовый гроб был обтянут белой материей.

Уэйн почувствовал, что не может больше находиться рядом с матерью. «Я не знал, что он болен! — мысленно кричал он. — А ты мне ничего не сказала! Я бы вылечил его, и он не лежал бы сейчас в этом доме!» Неожиданно он понял, что остался совсем один.

А шепчущий злобный голос все повторял: «Ты не потянешь это...»

Уэйн посмотрел на гроб. Еще три шага, и он заглянет в лицо Смерти. Юноша задрожал от страха, снова стал маленьким мальчиком, не знающим, что ему делать, когда все вокруг смотрят на него. Он закрыл глаза, оперся на край гроба и заглянул внутрь.

Он почти рассмеялся. «Это не мой отец! — подумал Уэйн. — Кто-то ошибся!» Труп, одетый в желтый костюм, белую рубашку и черный галстук, был так прекрасно убран, что напоминал манекен в витрине дорогого магазина. Волосы причесаны прядь к пряди, плоть розовела, словно живая. Губы были крепко сжаты, как будто покойный боялся выдать какой-то секрет. Ногти на скрещенных руках были наманикюрены. Уэйн подумал, что Дж. Дж. Фальконер отправляется на Небеса в виде гигантской куклы.

Последняя мысль пронзила его как молния. Отец умер, остался только маленький мальчик, играющий на сцене и мямлющий свои исцеляющие заклинания в ожидании озарения, которое посетило его, когда он держал на руках умирающую собаку. Он не готов остаться один, о Боже, он еще не готов, не готов...

Глаза Уэйна наполнились слезами — не слезами горя, а слезами бессильной ярости. Он дрожал и не мог остановиться.

— Уэйн, — позвал кто-то сзади.

Он резко повернулся ко всем этим людям, собравшимся здесь, чтобы поглазеть на чужое горе.

— УБИРАЙТЕСЬ ОТСЮДА! - заорал он.

Наступила тишина. Кемми закрылась руками, словно ожидая удара.

Уэйн двинулся на толпу.

— Я ЖЕ СКАЗАЛ: УБИРАЙТЕСЬ ОТСЮДА! - заорал он еще раз, и гости, наступая друг другу на ноги, покинули комнату.

— УБИРАЙТЕСЬ! - закричал он на замешкавшегося Джорджа Ходжеса и наконец остался в комнате наедине с трупом отца.

Уэйн прижал ладони к лицу и застонал; слезы текли сквозь пальцы. Он подошел к двери и запер ее.

Затем повернулся к гробу.

Это должно быть сделано. Да. Если он очень сильно захочет, он сделает это. Еще не поздно, поскольку отец еще не в земле! Он должен воскресить Дж. Дж. Фальконера, Величайшего Евангелиста Юга. Тогда все сомнения относительно его способностей разлетятся, как сечка на сильном ветру. Потом они с отцом объявят настоящую войну этим Крикморам и навсегда пошлют их гореть в Аду.

Да. Это должно быть сделано.

Кто-то подергал дверную ручку.

— Уэйн? — послышался мягкий голос. Затем: — Похоже, он заперся!

— Господи, дай мне силы сделать это, — прошептал Уэйн, заливаясь слезами. — Я знаю, я грешен, именно поэтому ты позволил демонам забрать моего отца. Но я не готов остаться один! Пожалуйста... если ты позволишь мне сделать только это, я никогда больше ни о чем тебя не попрошу.