V1

Поймите, в школу пришел уже не Я прежний, а совершенно новый Я, с которым обращаются, как с тряпкой для пола. Я…я не знаю, что со мной было. Такое странное чувство – злость вперемешку с обидой. До начала урока еще 10 минут…

Дальше дело техники. Казалось бы, совершенно безобидно. Открыть журнал в разделе «Химия», взять циркуль (где игла), стереть фамилию «Головина», вписав таким же ровным подчерком «Головач».

Головина Лена. Первая красавица школы, медалистка, краса и гордость класса. Меня аж трясло от этой показушницы. Предки её правильно воспитали: с класса пятого Лена использовала парней как расхожий материал для удовлетворения своих потребностей. Но ее все любили, ей все прощали. Хм…ну можно сказать, до поры.

В общем, все и так поняли, что случилось. Древняя как шифоньер в музее шутка была как минимум забавной, а Головач Лена в течение получаса втыкала, что трон треснул. Вроде бы простой стёб, но в руках умелых семафорщиков – грозное оружие. Через час Головач Лена была местной шуткой школы. И хоть виду она не подала, на следующий день ее парень забил мне стрелу на заброшенном стадионе в 19 часов вечера. Не явиться я не могу.

Да и погода не самая лучшая. Я иду по переулку моего маленького города, и меня лихорадит то ли от мелкого моросящего дождя, то ли от простуды. И хоть меня даже ни разу не знобит, а глаза слезятся.

Я стою на перекрестке возле неработающего светофора, и мне уже надо перейти дорогу, чтоб за десять минут успеть до места. Но автомобили все едут сплошным потоком по двух полосной дороге, на середине которой лежит мертвая серая кошка. Я понимаю человека, который ее сбил: если бы полос было гораздо больше, или если бы машины не ехали так часто по этому переулку, что нельзя останавливаться, возможно, он бы объехал её, но так получилось, что полосы всего две. И вот кошка лежит на асфальте, а я перехожу дорогу, и трясти меня начинает все сильнее.

Я уже подхожу к ним. Да, он пришел не один. Вижу Лену, Вижу лучшего друга Лены (король Friendzone), вижу друга парня Лены. Но мне было все равно. Пока я шел, я вспомнил, как меня втаптывали в грязь. Когда на тебя вообще не обращают внимания – гораздо хуже, чем когда тебя просто гнобят. Тебя лишают права быть, это страшнее.

Это они потом по блату поступят в престижный ВУЗ, пока ты будешь мыть полы в Бургере. Это они будут есть сливки, пока ты считаешь рубли на маршрутку. Это они сейчас на вершине эволюции, потому что такие как мы позволяем на себе ездить. Это они заставили нас поверить в свою никчемность. Это они умирают в одиночестве, но сейчас у них есть все. Мир жесток, и это они сделали его таким. ТАК СДОХНИ, ТВАРЬ!

3

Пять выстрелов. Пять патронов. Я сам не понял, как вытянул руку и нажал на спусковой крючок. Первый выстрел был неожиданностью даже для меня. Этот чёртов пистолет был на грёбаном предохранителе, разве нет?! Остальные четыре выстрела получились машинально, и я продолжал спускать курок даже когда «Макаров» стал на затворную задержку. Кончились патроны, а у меня только начинается паническая атака. Когда шум в ушах прекратился, а пелена в глазах наконец-то размылась, я увидел, что все пули попали в человеческое мясо. Я услышал, как на землю падают тела. Точные попадания. Три в парня Лены, два – в саму Лену. Лена еще минуту хрипела, одна из пуль вылетела через горло, но потом она перестала дергаться и булькать.

И тишина. Мертвая тишина на протяжении первых пятнадцати секунд, затем оставшийся с ошарашенным выражением лица стал медленно отходить от меня, постепенно ускоряясь, а затем и вовсе убежав, параллельно вызывая полицию. Пять выстрелов, два трупа. А я стою с вытянутой рукой, держа пистолет, из которого валит легкий дым. Я только заметил алые пятна на стекле своих очков.

Итак, надо собраться с мыслями. МАТЬ ЕГО, ПРИДИ В ЧУВСТВО, НАКОНЕЦ! Я убил двоих людей, убил наверняка, они не шевелятся, а асфальт залит кровью. Это раз.

Поскольку убийство – дело редкое в нашей провинции, полиция будет здесь минут через пять, если не меньше. Это два.

На мне следы крови, а значит надо срочно идти домой, чтобы застирать одежду. Это три

И я побежал домой, как только мог. По дороге до меня только дошло осознание того, что я сделал. Но ужаснее всего то, что я нисколько не пожалел, даже сейчас не жалею. Видимо, я окончательно тронулся. Как у Достоевского, да? «Тварь ли я дрожащая или право имеющая?»

Дыхание становится все тяжелее, а дом от этого ближе не стал. Да и что я дома скажу: «Мама, а я человека убил, представляешь?! Заверни мне сухарей в пакетик, они мне еще пригодятся». Хорошо, что у нее ночная смена на работе. Быть медсестрой на карете «Скорой помощи» – работа времезатратная, знаете ли.