В зоне риска. Интервью 2014-2020

– Вы производите впечатление благополучного писателя, благополучного человека. А зависть, интриги, злословие, – приходилось с этим сталкиваться?

– Не произвожу впечатление, в самом деле являюсь одним из тех немногих писателей, книги которых расходятся сотнями тысяч экземпляров, экранизируются, переводятся. Мои пьесы идут по всей стране и за рубежом. Я могу обеспечить себя и семью литературным трудом. Нас таких немного. Но слово «благополучные» тут не подходит. Благополучные – это рантье, которым по дружбе отписали акции Газпрома. А мы – состоявшиеся. Что же касается интриг, то зависть в литературной среде достигает гомерического размаха. Ведь ещё ни один писатель не объяснил отсутствием таланта тот факт, что им не написано ничего путного. Если и объясняют, то дефицитом времени. Но моя ситуация особая. Мне не только завидуют, меня часто на дух не переносят. Судите сами. «ЛГ», которая была оголтело-либеральной, с 2001-го стала газетой просвещённых патриотов. Это в творческой тусовке немодно. Я против потрясений, против «болотной» бузы в стране, ещё не оправившейся от самопогрома девяностых. Это тоже вызывает раздражение достаточно влиятельных либеральных сил, а в литературе заправляет сегодня именно либерально-прозападное лобби со штабом в Агентстве по печати. В итоге: как прозаик, как драматург я много лет нахожусь в ситуации бойкота. Мои романы, популярные у читателей, критика упорно замалчивает. Мои аншлаговые премьеры рецензируются, как правило, с сардонической ухмылкой. Во всяком случае, в либеральной печати, а это 80 % прессы. Вот свежий пример. В «Альманахе Белкина», который редактирует критик Наталья Иванова, вышла большая статья Льва Данилкина о первом десятилетии прозы XXI века. Там сказано обо всех, даже о дебютантах, выпустивших первые сборнички. Моя фамилия не упомянута. А ведь умная критика, даже отрицательная, полезна писателю, нужна. Но, к сожалению, наши либералы борются с оппонентами не с помощью открытого спора, а с помощью замалчивания. В отличие, кстати, от «ЛГ»: Данилкин и Иванова присутствуют на страницах нашей газеты…

– Давайте теперь к собственно литературным делам перейдём. Как правило, часть написанного базируется на действительности, а часть – на выдумке. Что вам легче даётся?

– Есть писатели-рассказчики. Лимонов, например. Есть писатели-сочинители. Леонов, допустим. Я считаю, что литература – это есть выдуманная правда. Я из сочинителей. Даже первые мои вещи, «Сто дней до приказа» и «ЧП районного масштаба», уже были художественным вымыслом, хотя дебютные вещи, как правило, очень близки к реальной биографии автора. Проза, являющаяся мемуарами быстрого реагирования (тот же Прилепин), мне не очень интересна. Писатель должен создавать свой, параллельный мир, иногда сильно отличающийся от мира реального, как, например, у Платонова. Конечно, я не столь радикально отрываюсь от реальности, как, скажем, Пелевин. Так можно и со смысловой орбиты слететь. Но мой отрыв куда значительней, чем у той же Улицкой, обладающей ярко выраженным протокольным мышлением.

– А писание вообще придаёт вам сил или отнимает их?

– Сочинительство дисциплинирует и структурирует жизнь. Когда входишь в большой роман, это как встаёшь к конвейеру. Конечно, на следующее утро ты можешь проспать, потом прогулять, потом загулять, но тогда «автомобиль», сиречь роман, с конвейера не сойдёт никогда. Сам процесс написания мучителен. У меня есть друзья – писатели, которые сочиняют с удовольствием, радостно, но читать это без тоски потом нельзя. Творчество – тяжкий труд. Ведь даже улыбка – это напряжение мышц лица. Но когда работа близится к завершению, когда ты видишь уже не контуры, а почти готовое здание, где осталось чуть подправить, подкрасить, подштукатурить, тут у тебя открывается второе дыхание. Я чувствую радостный прилив сил. То есть, в начале ты энергетически истрачиваешься, но в конце твоя вещь сама начинает тебя подпитывать. Настоящее художественное произведение способно вырабатывать жизненную энергию! Это легко проверить, перечитав при упадке сил любимую классику.

– Что пишете сейчас?