Сейчас в театре было пустынно и очень… тоскливо, что ли? И не в убийстве дело, хотя, конечно, и оно наложило свой отпечаток на атмосферу этого места. Просто сейчас, когда не сияли люстры, не звучала музыка, не было слышно гула голосов и смеха, не сновали туда-сюда расторопные официанты, театр напоминал старую шарманку. Когда придет время, ручка повернется, снова задвигаются фигуры, зажгутся огни, раздастся привычный мотив, но пока…
Я поймала себя на том, что по неистребимой привычке быстро записываю впечатления в блокнот. Впрочем, неважно, вряд ли швейцар обучен стенографии.
– Итак, нэсс…
– Лиден.
– Нэсс Лиден, – кивнула я. – Вчера вы, как обычно, несли вахту у дверей, так?
– Да, нэсс, и мне пришлось несладко: так и норовил прорваться кто-нибудь, кто столик не заказывал!
– Но не прорвался?
– Нет, нэсс, у меня мышь не проскочит! – Лиден скосил глаза, и я вспомнила слова Виаторра. – Двоих буквально дверью прищемил, пытались за господами проскочить, еще парочку за шкирку вынес и пинком с крыльца наладил, чтоб неповадно было…
Я оценил разворот могучих плеч швейцара и согласилась, что это ему вполне под силу.
– Служили?
– Да, нэсс, во вспомогательных войсках. Снаряды таскал, окопы копал, конные обозы водил, в госпитале помогал раненых носить, много еще чего… Для другого у меня глаза не того… – вздохнул он. – Может, и к лучшему – жив остался.
– Ясно…
Я задала еще несколько вопросов касаемо убитой (звали ее, как выяснилось, Аден Фирр, брат-то мне не сказал!), выслушала, какой она была веселой и приветливой, а потом Лиден сказал:
– Сдается мне, имя-то у нее фальшивое было.
– Наверняка у большей части девиц сценические псевдонимы, – пожала я плечами.
– Да не так, нэсс! Там понятно: рыжую вон звать Мирой Фок, так она называется Муриллой Фоккертиль, ну и остальные так же, чтоб покрасивее и позатейливее, – пояснил он. – А эта и по документам Аден Фирр.
– Ну так повезло ей, сразу подходящее имя досталось.
– Может, и так, нэсс, да знаете… постоишь тут с моё… – он снова почесал в затылке, – начнешь примечать. Сдается мне, Аден вовсе не из таких вот Мир была. Пожалуй, даже хорошего рода. Иногда как возьмется знатную нэсс изображать – ну ведь один в один, а другая кривляется – а толку нет!
– Хорошие актерские данные, – предположила я, но взяла это на заметку.
– И еще – ей тут нравилось, взаправду, – добавил Лиден. – Многие ж как приходят: думают, попляшу годик-другой, деньжат скоплю – и обратно на ферму, замуж. Как бы не так… затягивает это. А Аден вроде другого ничего и не хотела, радовалась, что сюда попала, всегда с огоньком выступала!
– Говорю же, прирожденная актриса. Ей бы к хорошему импрессарио попасть, вышел бы толк.
– Так твердили ей: сходи попробуйся в настоящий театр… или вон в синематограф набирали девиц! А она ж была рослая, всё при ней, не то чтобы красавица, но видная, хорошо бы смотрелась… Нет, упёрлась – остаюсь тут, и всё, – он перевел дыхание и добавил: – Я как-то спросил: ты что ж, думаешь до старости ноги на сцене задирать? Скоро молоденькие подрастут, а вас всех попросят отсюда, и что тогда?..
– А она что сказала? – насторожилась я.
– Засмеялась и говорит: а с чего ты взял, что я до старости доживу? – вздохнул он. – По плечу меня потрепала и убежала.
«Час от часу не легче! Неужто в самом деле кто-то ее преследовал?» – подумала я, но дальнейшие расспросы ничего не дали. Да, Аден встречалась с разными мужчинами, но не всерьез. О будущем не думала, жила одним днем, а больше всего напоминала человека, вырвавшегося на свободу если не из тюрьмы, так из душной комнаты… А вот это интересно!
– Ну хорошо, оставим пока это, – сказала я. – Открою вам секрет: полиция считает, что в Аден стреляли откуда-то от самых дверей…
– Быть не может! Я бы и услышал, и уви… гхм… – смутился Лиден. – Ну, я всегда же захожу посмотреть, управляющий не ругается. Двери-то я запираю! И стою подле них, а внутри или снаружи, без разницы, все равно никого постороннего не впущу! И я хоть и косой, но не слепой, и если б кто где-то рядом со мной стрелять вздумал, заметил бы!
– Вот и мы так подумали, – кивнула я и огляделась.
Зал был устроен небольшим амфитеатром, всего три яруса: тот, что возле сцены, самый большой, он же танцпол, второй – наиболее узкий, и третий, откуда до дверей было рукой подать. Так может…
Я подошла к одному из столиков и посмотрела на сцену, где репетировал кордебалет, но вяло, без огонька: девушкам явно страшновато было плясать на том месте, где ночью лежала их убитая подруга.
– Нэсс Лиден, а эти столики всегда стоят вот таким образом? – указала я карандашом.
– Ну да, так, чтобы и зрителям удобно было, и официанты могли пройти и никому не помешать смотреть, и не задеть.
– Точно-точно всегда? Не бывало такого, чтобы вот этот, – я указала на один из них, стоявший ближе к центру, – или этот передвигали?
– Нет, ну немного-то всегда двигают, потому как зрители же буйные бывают, вскакивают там… Иногда компания приходит, вместе составляют, – нахмурился он. – А хотя…
– Ну же?