Но Эль Анджело – самый мудрый и самый сильный из мужчин в Пуэрто; с этим
«С Эль Анджело я в безопасности», – повторил про себе Гайамо и наконец немного успокоился. Они четыре часа шли под парусами прочь от земли и теперь дрейфовали, волоча за собой приманки и опустив за борт бычью ногу; кровь от нее расплывалась в прозрачной, как стекло, воде.
Они съели небольшую зеленую рыбку, которую поймали во время перехода. Теперь Эль Анджело пошел в рубку, поспать часок; Гайамо остался на вахте и сидел под тентом. Время от времени он заглядывал в люк и видел капитана. Его скрытое в тени лицо с белой бородой напомнило Гайамо лицо Бога, которое он видел на потолках церквей.
Мозес закрыл глаза, поскольку полуденное солнце светило ослепительно, и – как он понял, открыв их – заснул в тени, ибо яркий свет солнца больше не заливал море. Небо стало серым, как лист металла, а огромное пятно крови от бычьей ноги окрасило поверхность воды в бледно-розовый цвет. Он вскочил.
Судя по тени от мачты, время еще не перевалило далеко за полдень. Над океаном навис туман, как это бывает перед штормом, и Гайамо было страшно, но еще больше он боялся пробуждения Эль Анджело, на которого Бог наслал сон. Он сел и уставился в воду. Несмотря на приманку, которая волочилась за лодкой, и бычью ногу, чья кровь теперь растеклась на пол-океана, поблизости не было и намека на акул, даже здесь, где он видел на несколько фатомов вглубь.
Он никогда не видел более прозрачной воды. Она стала такой из-за изменений, происшедших в небе: яркий свет солнца, покрывавший поверхность воды горячим серебряным блеском, потускнел, и можно было открыть глаза, не опасаясь ослепнуть.
Ничто нигде не двигалось. Небо было прикреплено к морю медной полосой, которая окружала мир воды. Даже летучая рыба не волновала воду, и поверхность океана была похожа на огромный лист стекла. И тут Гайамо увидел чудо.
Он попытался вскрикнуть, но не сумел. Он даже не повернул головы, чтобы взглянуть на лицо Бога через люк рубки, так как не мог оторвать глаз от чуда – креста, находившегося глубоко, глубоко в море. Он смотрел, и его тело тряслось, как в лихорадке. Море было бледным и чистым, цвета опала, и в бледной прозрачной воде темнел крест. Он смотрел, пока из его глаз не побежали слезы, а сердце не заколотилось.
– Капитан! Капитан! – послышался голос между морем и небом.
Это был собственный голос Гайамо, и когда капитан услышал его, то вышел из надстройки; его глаза были ясными, будто он вовсе не спал.
– Капитан… Смотри.
Эль Анджело встал, расставив ноги, уперся руками в колени, выставил свою окладистую бороду и принялся вглядываться в воду. Гайамо тоже вновь разглядывал знамение. Если капитан увидит то же, что и он сам, то станет причастным к чуду, а значит освободит его от части опасений. Невидимое движение воды размывало грани темного видения, но его форма оставалась неизменной.
– Я ничего не вижу, – сказал Эль Анджело.
– Там, капитан… Там. Это крест!
– Ничего не вижу, – повторил Эль Анджело и отвернулся. – Это игра освещения. – Его лицо было спокойно, и он, казалось, совсем не сердился из-за того, что Гайамо пытался показать ему что-то, чего на самом деле там не было. Вид у него был совсем не заинтересованный.
Мальчик посмотрел на капитана – тот включил эхолот и измерял глубину, как он делал во время каждого их выхода в море, чтобы потом нанести несколько цифр на большую карту, висевшую на стене его лачуги. Затем он поднял глаза к бледной капле солнца, просвечивавшей сквозь туманную пелену, проверил компас и сказал:
– Пора двигаться.
Он приказал Гайамо запустить двигатель и установить его обороты ровно на три четверти. Они пойдут курсом десять градусов к северу от чистого востока, сказал он, держа прямо на Пуэрто-Фуэго. После этого они отрезали от борта обескровленную бычью ногу, и суденышко легло на курс. Эль Анджело посмотрел на установленный в рубке небольшой медный хронометр и сделал на листе бумаги приписку около показателей эхолота. О том, что видел Мозес Гайавата, он заговорил только однажды.
– Не говори об этом никому. Никому. Этой истории никто не поверит, а над тобой начнут смеяться.
Гайамо сказал, что никому не расскажет. Он сидел в носу, проникнутый благоговейным воспоминанием об увиденном чуде. Но все же видел он его или нет? Эль Анджело сказал, что там ничего не было. Эль Анджело был почти Богом. Следовательно, Гайамо ничего не видел. Это был сон, и он никому не скажет о нем.
Глава 4
Гнев, охвативший Рейнера, заставил его отбросить предосторожности и отказаться от первоначального тщательно продуманного плана. Впервые он ощутил это чувство наутро после того, как ночью увидел женщину в светлом «мерседесе», и сам удивился своей ярости. Когда он брился, его рука дрожала.