В жару (ЛП)

Никки Жара была ошеломлена, погрузившись в невинную историю и очарована всей привлекательностью цифровой анимации.

Её уносило, как лошадь привязанную к тысячи шаров.

Уже девяносто минут спустя она вновь чувствовала тяжесть пути домой по удушливой жаре, которая выносила затхлый запах от дверей метро и, даже в темноте, излучала дневной зной от зданий, когда Никки проходила мимо них.

В такое время, без работы, где можно спрятаться, без искусства, которое успокаивает, всегда начинался повтор.

Прошло десять лет, и все равно это было на прошлой неделе, и прошлую ночь, и каждую из ночей, слившився воедино.

Время не имело значения.

Не имело, когда она переигрывала Ту Ночь.

Это был её первые каникулы в колледже в честь дня благодарения, с тех пор как развелись её родители.

Никки провела весь день за шоппингом со своей мамой, традиция кануна дня благодарения превратилась в святую миссию, благодаря теперешнему маминому одиночеству.

Дочь была полна решимости сделать этот День Благодарения пусть не самым лучшим в жизни, но хотя бы настолько близким к нормальному как только можно, учитывая опустевший стул во главе стола и витающий призрак более счастливых лет.

Они толкались на стандартной по размеру Нью-Йоркской кухне в ту ночь, делая пироги к следующему дню.

За скалками и охлаждённым тестом, Никки защищала свое желание поменять себе основную специализацию с Английского на Театр.

Где были палочки корицы? Как они могла забыть полочки корицы? Молотая корица никогда не походила для маминных праздничных пирогов.

Она и свой собственный делала с палочками, и как только они могли проглядеть его в списке?

Никки чувствовала себя победителем лотереи, когда нашла упаковку палочек в отделе специй в Мортон Вилльямс на Парк Авеню Саус.

Чтобы удостовериться, она взяла мобильник и набрала дом.

Телефон звонил и звонил.

Когда включился автоответчик, Никки подумала, что мама не слышит звонка из-за миксера.

Но потом она взяла трубку.

После гудка обратной связи она извинилась, что не могла подойти, потому что оттирала с рук масло.

Никки ненавидела резкий звук автоответчика, но её мама не знала, как вырубить дурацкую штуковину, не отключившись.

Последний звонок до закрытия, нужно ли ей что-нибудь ещё в магазине? Она ждала, пока мама проверит сгущенку.

А потом Никки услышала звук разбивающегося стекла.

А потом крик своей матери.

Она почуствовала слабость в ногах и позвала маму.

Люди у касс обернулись.

Ещё один крик.

Когда она услышала, как упал телефон на другом конце провода, Никки бросила упаковку палочек корицы и побежала к двери.

Черт, дверь.

Она с силой её открыла и выбежала на улицу, чуть не попав под велосипед курьера.

Два квартала.

Она держала телефон у уха, пока бежала, умоляя маму сказать хоть что-нибудь, взять трубку, что случилось? Она слышала чей-то голос, шум борьбы.

Крик своей матери и её тело, подающее возле телефона.

Дребезжание металла, подпрыгивающего на кухонном полу.

Остался один квартал.

Звон бутылок на двери холодильника.

Шипение открытой бутылки.

Шаги.

Тишина.

Потом слабеющий стон матери.

А затем просто шепот.

— Никки…

Глава 4

Никки не пошла домой сразу после фильма.

Она стояла на тротуаре в тепле летней ночи, глядя на свой дом, который она оставила, будучи девушкой и поступив в колледж в Бостоне, а затем по поручению — купить палочки корицы.

Единственное, что было там на верху в двух спальнях — одиночество, спасавшее от внешнего мира.

Она могла бы вновь стать девятнадцатилетней девушкой, входящей на кухню, где кровь ее матери скапливалась в лужу под холодильником. Или она могла бы, если только удастся отрегулировать изображение, смотреть новости по телеку, рассказывающие об очередных преступлениях — преступлениях связанных с жарой, как любили говорить телеведущие.

Преступления связанные с жарой.

Было время, когда эта фраза вызывала у Никки Жары улыбку.

Она взвесила, написать ли смс Дону, узнать, не готов ли ее тренер выпить с ней по пиву, а затем в узком кругу побороться в спальне. Или позволить отвлечь себя какому-нибудь ночному комику в костюме, но не задерживаться с ним до утра.

Была другая альтернатива.

Двадцатью минутами позже, в пустом кабинете, детектив повернулась на стуле, разглядывая белую доску.

Она уже отшлифовала у себя в голове все факты, имевшиеся на сегодняшний день, наклеенные и быстро написанные на этой доске, которые еще не показывали полную картину: подборки с отпечатками пальцев, данные о Кимберли Старр, перечень ее алиби с пометками, фотографии тела Мэтью Старра, разбившегося о тротуар, фото из отчета судмедэксперта, "отпечатка на торсе Старра в виде шестигранника, оставленного кольцом".

Она встала и подошла к фотографии с отпечатком кольца.

Изучая размер и форму, детектив еще и вслушивалась во все это, зная, что в любое время какая-нибудь часть доказательств заговорит.

Это фото шептало ей больше других кусочков мозаики на доске.

Шепот звучал весь день в голове, и был песней, приведшей её в отделение, чтобы она могла ясно слышать его.

То, что она слышала, было вопросом: