В зените

- Он всезнающий, - сказала одна тумба.

- Он вездесущий.

- Он всемогущий.

"Вот тебе на! - подумал я. - Нашелся среди программистов чудак, который сочинил религию для роботов".

- Он зовет тебя.

Но я хорошо помнил, что "автоматы-разведчики с планеты не возвращаются". И "завод остановлен, персонал эвакуирован". И не вызывал у меня доверия этот застрявший, здесь никому не ведомый программист, упивавшийся поклонением машин. Не разумнее ли уклониться от встречи с маньяком?

- Благодарю за приглашение, - начал я, пятясь к ракете, - в следующий раз я обязательно...

Продолжать не пришлось. Вдруг я взлетел вверх и прежде, чем успел сообразить что-нибудь, очутился на плоском темени одной из машин. Другие держали меня под мышки справа и слева. И тут же их ноги зашлепали по лужам цвета раздавленной клюквы.

- Стой! Куда? Пустите! - Он зовет тебя!

Пришлось подчиниться, тем более что машины, шагающие рядом, цепко держали меня. Лапы у них были литые, .с острыми краями, и я боялся сопротивляться опасался, как бы не порвали скафандр. Ноги машин выбивали дробь по камням, они переступали куда чаще человеческих. Мы мчались по бездорожью со скоростью автобуса. Внутри у меня все дрожало, копчик болел от ударов о жесткую макушку робота, в глазах мелькали мазки кармина, киновари, краплака, сурика. Мы шли малиновыми холмами, темно-гранатовой лощиной, пересекли реку, похожую на вишневый сироп, углубились в ущелье со скалами цвета бордо. Ненадолго мы нырнули в тушь, утонули в черноте. Я не видел ничего, как ни таращил глаза. Но машины, должно быть, различали инфракрасное сияние, они топали тик же уверенно. И опять мы вернулись из ночи в багровый день. Вдали показались удлиненные корпуса и в нарушение цветовой гаммы голубые вспышки сварки.

"А завод-то на ходу! - подумал я. - Не заброшен. Ошибся мой киберчертенок".

Впрочем, к корпусам мы не пошли, сразу же свернули в сторону и остановились у покатого пандуса, ведущего вглубь. Привычная картина. Передо мной было стандартное противометеоритное укрытие для безвоздушных планет. Все было знакомо: в конце пандуса шлюз, налево баллоны с кислородом, метаном, аммиаком - кому какой газ требуется. Прямо коридор и комнаты, а в комнате ванна и ратоматор - этот чудесный прибор сапиенсов, расставляющий атомы в заданном порядке, изготовляющий любую пищу по программе, тот самый, который штамповал для меня земные персики во время болезни. Ленты с программами у меня были, и, ожидая, пока Он позовет меня, я изготовил себе спекс жареный, спекс печеный, кардру, ю-ю и соус 17-94. Что это такое, объяснять бесполезно. Блюда эти придуманы здешними "химиками в лабораториях, формулы смесей невероятно длинны и ничего вам не скажут.

В общем спекс - это нечто жирно-соленое, кардра - кисло-сладкое, ю-ю пахнет ананасами и селедкой, а соус 17-94 безвкусен, как вода, но возбуждает волчий аппетит. И я возбудил волчий аппетит, поужинал спексом и прочим, поскольку же Он все еще не звал меня, завалился спать. День был тяжелый. Я ввинчивался в пространство, потом вывинчивался, перегружался и невесомился в ракете, трясся на стальной макушке, попал не то в плен, не то в гости. И если в таких обстоятельствах вы не спите от волнения, я вам не завидую.

Поутру меня разбудили гости - тоже машины, но куда больше вчерашних, такие громоздкие, что они не могли влезть в помещение, вызвали меня для разговора в пустой зал, вероятно, в прошлом спортивный, с сухим бассейном в центре. В этом бассейне они и расположились, уставив на меня свои фотоглаза. У них тоже были ноги на кривошипах, подвешенные к ушам, и лбы с эмблемой "дважды два". Но у вчерашних машин лбы были узкие, плоские физиономии имели вид удивленно-оторопелый. У этих же глаза прятались глубоко под монументальным лбом, и выражение получалось серьезно-осуждающее, глубокомысленное. Вероятно, это в самом деле были глубокомысленные машины, потому что рядом с квадратиком у них были привинчены пластинки с восемью нулями. Сотни миллионов элементов вычислительные машины довольно высокого класса.

- Он поручил нам познакомиться с тобой, - объявили они.

Я подумал, что этот Он не слишком-то вежлив. Мог бы и сам поговорить со мной, не через посредство придворных-машин. Но начинать со споров не хотелось. Я представился, сказал, что я космический путешественник, прибыл с далекой планеты по имени Земля, осматриваю их шаровое скопление.

- Исследователь, - констатировала одна из машин.

- Коллега, - добавила другая. (Я поежился.) А третья спросила:

- Сколько у тебя нулей?

- Десять, - ответил я, вспомнив, что в мозгу у меня пятнадцать миллиардов нервных клеток, число десятизначное.

- О-о! - протянули все три машины хором. Готов был поручиться, что в голосах у них появилось почтение. - О! Он превосходит нас на два порядка.. Какой критерий у тебя? - спросила одна из машин.

- Смотря для чего! - Я пожал плечами, не поняв вопроса.

- Ты знаешь, что хорошо и что плохо? Я подумал, что едва ли им нужно цитировать Маяковского, предпочел ответить вопросом "а вопрос:

- А какой критерий у вас?