В землю Ханаанскую

Между тем Иисусу Навину хотелось остаться одному, чтобы привести свои мысли в порядок и несколько отдохнуть после всех пережитых им волнений, и он отправился на поле сражения. Вороны уж вились над своими жертвами, а запах крови привлек и хищных зверей.

Когда стемнело, на поле сражения стали мелькать светильники; явились невольники отбирать раненных от убитых, и часто вздох тяжелораненого смешивался с криком хищных птиц или ревом шакала, пантеры и гиены.

Но Иисус Навин привык к этим ужасам войны; он стоял, прислонясь к скале, и смотрел на звезды, как это было некогда в Танисе, когда в нем боролись два противоположных чувства. Месяц прошел с тех пор, а как многое изменилось в его жизни и в его чувствах; он уже не думал более о тех почестях, которых мог достигнуть, служа в войске фараона; теперь он был предан всею душою своему народу.

А между тем прежде он так мало думал о своем народе и даже гордился тем, что родоначальница его колена, Аснафа, жена Иосифа, была египтянка.

Какая разница между тем, что было прежде, и теперь. Какое-то непонятное, радостное чувство овладело всем существом его, и он стал благодарить Бога, Который осыпал его своими милостями. Иисусу Навину казалось, что он не может вместить в себя всей той любви, которую он питал к своему народу.

Правда, он любил когда-то женщину, которая теперь для него потеряна, но это нисколько не омрачало в настоящее время его восторженного состояния, он вспоминал о Мирьям с благодарностью и находил, что по ее примеру следует жертвовать для народа всем, даже своею любовью.

Правда, Мирьям, была несправедлива к нему однажды, но он простил ей и не вспоминал об этом.

Иисус Навин окинул еще раз взором поле сражения и вспомнил, что под его начальством бывшие рабочие превратились в храбрых ратников, поднявших высоко головы после одержанной победы. Иисус Навин был почти уверен, что с этими людьми ему легко будет отвоевать им новое отечество, которое они полюбят и где будут пользоваться свободою и благоденствием.

Взглянув еще раз на поле сражения, усеянное трупами, и затем на звездное небо, он сказал: «Бог и народ мой!» — и отправился назад, как триумфатор, идущий по пальмовым цветам, которые бросает благодарный народ на путь победителя.

Заключение

В лагере между тем господствовало большое оживление.

Перед палатками горел огонь, у которого сидели веселые группы людей; немало было заколото скота на ужин.

Где только показывался Иисус Навин, везде его встречали с радостными криками; но только отца он не нашел в палатке: старый Нун был у Гура и тут, перед его палаткою сияющий от радости старик, обнял своего сына.

Гур встретил своего гостя с распростертыми объятиями, а Мирьям посмотрела на него благодарным взглядом.

Но прежде чем он сел, Гур отозвал его в сторону и приказал невольникам разрезать только что убитого теленка на две половины и, указывая на него, сказал:

— Ты сделал много великого для народа и для меня, и всей моей жизни не хватит, чтобы отблагодарить тебя за все, что ты сделал для моего дома и моей жены. Забудь те горькие слова, которые омрачили наше спокойствие в Дофка — ты говоришь, что забыл уже, — и станем мы с тобою на будущее время братьями и будем стоять друг за друга в счастьи и в горе. Начальство над войском принадлежит тебе, Иисус Навин, и никому более; этому радуется весь народ, а также я и моя жена. Если ты хочешь быть моим братом, то заключим союз и, по обычаю отцов, переступим вместе через обе половины этого животного.

Иисус Навин охотно исполнил желание Гура. Мирьям первая присоединилась к старому Нуну, приветствовавшему новых друзей одобрительными криками. Мирьям и подала мысль Гуру заключить братский союз с Иисусом Навином, после того как она повинилась перед мужем и снова снискала его любовь.

В чертах Мирьям замечалась какая-то мягкость, чего прежде в ней не было; в первые минуты одиночества она сумела оценить достоинства своего мужа и привязаться к нему всей душой.

В то самое время, когда Гур и Иисус Навин заключили братский союз и потом ужинали у дверей палатки, трое пришедших попросили позволения поговорить с Нуном, их господином; одна из них была старая отпущенная на свободу невольница, оставшаяся в Танисе, остальные двое — ее внучка Хогла и Ассер — ее жених, с которым девушка рассталась, чтобы ухаживать за дедом и бабушкой. Старый Элиав умер, а бабушка с внучкой с большим трудом догнали народ; старуха ехала на осле ее покойного мужа.

Нун с радостью встретил верных слуг и дал Хоглу в жены Ассеру.

Итак, этот кровавый день принес с собою благословение многим, но все же он кончился не совсем благополучно.

Пока в лагере горели огни, было шумно и весело; но надо заметить, что во все время странствования ни один вечер не обходился без ссоры, драки, а иногда даже и убийства. В подобных случаях всегда было трудно найти виноватого: всякий старался оправдаться и взвалить все на другого.