— Все дороги тут неблизкие, — заметила Хозяйка. — До «Господского двора» идти порядочно, а до Замка чтобы добраться, надо, считай, все равно что целое путешествие совершить. К тому же идти придется пешком.
— Да, дорога… дорога. Нелегко будет ее осилить.
— Осилить? Э, ерунда. Идти надо, и все тут.
— Нет, этого мало. — К. обхватил лоб руками и изо всех сил надавил. Головные боли, которых у него не было в течение двух последних дней, внезапно вернулись с прежней мучительной остротой. К. просидел некоторое время молча, с силой сдавливая лоб, напрасно пытаясь заглушить одну боль другой.
Глядя на него, бледного, с выражением муки на лице, Фрида почувствовала жалость.
— Что с тобой? — спросила она, подходя ближе.
— Голова раскалывается, — сказал К., тяжело дыша. — По ночам мне не дают спать сны или эта невыносимая головная боль. Весь день и весь вечер до поздней ночи я хожу, хожу разными дорогами, без остановки, без отдыха, я стараюсь довести до изнеможения свое тело, чтобы ночью не видеть снов и ни о чем не думать. Но этого мало. Вот, ты сказала «тогда», как будто говорила о какой-то другой жизни. Действительно, тогда была другая жизнь. Но я не помню никакой другой жизни, когда меня не мучили бы проклятые головные боли… От этого можно стать убийцей! — крикнул он. — Убить себя или другого человека. От этих болей ты готов с разбега расшибить голову о первую попавшуюся стену, чтобы голова по-настоящему, в прямом смысле раскололась, но мозг мыслит и мыслит, безостановочно, без отдыха. И боль, вечная боль… Я ищу ответа на свои вопросы, и вечно эта боль… И никто, кому бы я ни задал вопрос, не знает ответа. Можно закричать, но разве это поможет? Не поможет. Ничто, ничто, ничто не поможет.
Не зная, что делать, в полной растерянности Фрида хотела погладить К. по щеке, но он отшатнулся.
— Нет! Больно от всякого прикосновения, даже от солнечного света. Нам кажется, что свет мягко касается лица, но он впивается словно железными клещами и сдавливает, стискивает голову. Ночью, в темноте, ничуть не легче.
— Что же делать, чем тебе помочь? — спросила Фрида шепотом, как будто боялась, что громкий звук ее голоса причинит К. новые страдания. Она, конечно, сделает все что угодно, — да и не только она, другие тоже, — лишь бы избавить К. от мучений.
Фрида опустилась на корточки перед К. Он схватил ее за плечи.
— Что делать? Дать мне возможность спать одному! — крикнул он. — Ради всего на свете, оставьте меня одного! Никакой Фриды, никаких помощников, я один, совсем один в моей комнате! Не желаю видеть во сне никаких нижних юбок!
— Да ведь я хочу тебе помочь. — Фрида сказала это с мольбой, подняв лицо и глядя в глаза К.
— Ну да, — ответил он хмуро. — Но все становится только еще хуже, когда хочет помочь чужой человек, случайно оказавшийся рядом. Вдобавок чье-то присутствие напоминает о долгих часах, когда рядом никого не было, а я погибал от тоски по совсем простой жизни. Ведь моя жизнь никогда не была простой. Как мне хотелось порой, чтобы кто-нибудь захотел помочь, пришел бы и просто побыл рядом, пусть даже он не мог бы помочь по-настоящему. — Фрида, — сказал он, — я бьюсь ради чего-то, что пропало и никогда не найдется, а я все-таки ищу. Это задача, которую я сам себе поставил, такие задачи всегда самые трудные. Никто не может освободить тебя от такой задачи. Я уже давно поставил ее перед собой и с тех пор странствую, я странник, скиталец, хотя иногда может показаться, что остаюсь где-то на долгое время. Этот Замок — не первый, но, думаю, он будет последним.
— И ты ни разу не достиг того, чего хотел?
К. забарабанил кулаками по лбу.
— В решающий момент я всегда отступал. Звала мать, приказывал отец. Меня устроили на должность, мои родные, — кажется, состоятельные люди, не богатые, но, безусловно, не бедняки. Я учился в университете, потом на фабрике я видел рабочих, измученных, искалеченных машинами, которые они создали, искалеченных машинами, которыми они делали другие машины, а в конце концов приделывали самих себя к машинам, и уже невозможно было понять, где человек, где механизм. И вдруг у меня появилась задача, вернее, она и раньше была, я всегда видел ее перед собой, — когда перекладывал бумажки в конторе, когда происходили мои столкновения с отцом, когда я беседовал с друзьями. Но тут я взялся за ее решение и ушел из дома. Знаешь ли ты, сколько в этой стране замков? О да, здешний Замок — далеко не первый. А равнодушие, которым я прикрываюсь, как маской, служит всего лишь защитой, потому что иначе я не смогу вынести…
— Чего ты не сможешь вынести? — воскликнула Фрида.
— Чего? — Он все еще держал ее за плечи, теперь же резко встряхнул. — Ты не знаешь, чего? Нет? Не знаешь? — Он кричал и тряс Фриду за плечи, ее швыряло из стороны в сторону, волосы растрепались, шпильки веером полетели на пол, пряди разметались по плечам.
Учитель закричал:
— Опомнитесь!
К ним бросились Хозяин и помощники. Иеремия схватил К. за одну руку, Артур за другую, и тут К. повалился наземь, словно потеряв сознание.