В высших сферах

Небо потемнело, и пошел снег. Теперь столицу уже накрывало толстое белое одеяло. Из окна Милли виден был центр: башня Мира, высокая и стройная на фоне свинцового неба, возвышающаяся точно пусковая башня над палатой общин и сенатом; квадратные готические башенки Западного блока, а за ним — здание Конфедерации, вздымающееся огромным горбом словно мрачная крепость; колонны клуба «Ридо», стоящего бок о бок с белокаменным зданием американского посольства, а перед всем этим — Веллингтон-стрит, по обыкновению, с заторами в движении. Порой пейзаж выглядел суровым и серым, что, как думала иногда Милли, характерно для климата и природы Канады. А сейчас, в зимнем одеянии, угловатость и жесткость линий сглаживались. Прогноз погоды был правильный, подумала Милли. Оттаву ждет снежная зима.

Серьги снова причиняли ей боль. И она вторично их сняла.

2

Джеймс Хоуден с серьезным видом вошел в высокий, с бежевым ковром зал Тайного совета. Остальные члены совета — Каустон, Лексингтон, Несбитсон, Перро и Мартенинг — уже расселись ближе к концу большого овального стола, окруженного двадцатью четырьмя стульями из резного дуба с красными кожаными сиденьями, на которых было принято большинство решений, повлиявших на историю Канады с тех пор, как она вошла в состав Конфедерации. В стороне, за гораздо меньшим столом, появился стенографист — маленький скромный мужчина в пенсне, с открытым блокнотом и упаковкой заточенных карандашей.

При появлении премьер-министра пятеро сидевших в зале встали, но Хоуден жестом усадил их обратно и прошел к похожему на трон креслу с высокой спинкой, стоявшему во главе стола.

— Курите, если хотите, — сказал он.

Затем, отодвинув кресло, с минуту молча постоял. И наконец заговорил деловитым тоном:

— Я велел провести наше совещание в этом зале, джентльмены, с единственной целью: чтобы напомнить вам, что все вы, становясь тайными советниками, дали клятву хранить тайну. То, о чем мы будем здесь говорить, — сугубо секретно и должно оставаться таким до определенного момента даже при разговорах с нашими ближайшими коллегами. — Джеймс Хоуден помолчал и взглянул на официального секретаря. — Я полагаю, лучше нам обойтись без стенограммы.

— Извините, господин премьер-министр. — Это произнес Дуглас Мартенинг, интеллектуал, похожий в своих очках с роговой оправой на сову. Клерк Тайного совета был, как всегда, уважителен, но тверд. — Я думаю, будет лучше, если наше совещание запротоколируют. Это позволит нам избежать впоследствии недоразумений по поводу того, кто что сказал.

Лица сидевших за большим столом обратились на стенографа, тщательно записывавшего эту дискуссию по поводу его присутствия. Мартенинг добавил:

— Протокол будет засекречен, а мистеру Макквиллану, как вам известно, доверялось в прошлом немало секретов.

— Да, действительно. — Джеймс Хоуден произнес это дружественным тоном, сознавая присутствие публики. — Мистер Макквиллап — наш давний друг.

Объект этой дискуссии, слегка покраснев, поднял глаза на премьер-министра.

— Хорошо, — снизошел Хоуден, — пусть совещание протоколируется, но ввиду особой ситуации я должен напомнить стенографисту про Акт о служебной тайне. Я полагаю, вы знакомы с ним, Макквиллап?

— Да, сэр. — Стенографист добросовестно записал вопрос и свой ответ.

Оглядев остальных, Хоуден собрался с мыслями. Проведенная прошлым вечером подготовка ясно показала ему, какие он должен предпринять шаги перед встречей в Вашингтоне. Главное — и этот шаг следует предпринять пораньше — убедить остальных членов кабинета в правоте своих взглядов, поэтому-то он и собрал эту маленькую группу. Если он добьется согласия здесь, то у него будет крепкая поддержка, что может повлиять на остальных министров и способствовать тому, что и они поддержат его.

Джеймс Хоуден надеялся, что пятеро сидевших перед ним мужчин разделят его взгляды и будут иметь ясное представление о проблемах и альтернативах. Если отрицательное мнение менее проницательных, чем у него, умов приведет к ненужной задержке, это может оказаться гибельным.

— Ныне не может быть никакого сомнения, — сказал премьер-министр, — относительно того, что намерена предпринять Россия. Если какие-то сомнения и были, события последних двух-трех месяцев, безусловно, рассеяли их. Заключенный на прошлой неделе союз между Кремлем и Японией; перед этим — коммунистические перевороты в Индии и Египте, а теперь еще и появление режимов-сателлитов; наши дальнейшие уступки по Берлину; угрожающая Австралии ось Москва — Пекин; увеличение числа военных баз, нацеленных на Северную Америку, — все это подводит к одному выводу. Советская программа мирового господства подходит к своему завершению — не через пятьдесят или двадцать лет, как мы для своего удобства полагали, а теперь, при жизни нашего поколения и в это десятилетие.

Естественно, Россия предпочла бы одержать победу, не прибегая к войне. Но ясно и то, что война может быть развязана, если Запад будет стоять на своем, а Кремль не сможет достичь своих целей иным путем.

По залу прошел неохотный шепоток согласия. И Хоуден продолжил свою речь: