В высших сферах

Шофер распахнул дверцу автомобиля, и премьер-министр не спеша ступил на летное поле. У подножия грузовой рампы, придерживая у горла поднятый воротник пальто, его ждал на пронзительном ветру засыпаемый снегом Брайан Ричардсон. Без всякого вступления он выпалил:

– Старик только что примчался. Сидит в вашем салоне, ремень пристегнут, в руке виски с содовой. Хауден остановился.

– Так Стю вам рассказал? Ричардсон ответил кивком головы.

– Попробую его урезонить, – угрюмо проговорил Хауден. – Не знаю, что еще можно предпринять.

– А вам не приходило в голову сбросить его с самолета? – На лице Ричардсона мелькнула мрачная усмешка. – Тысяч с пяти футов, а?

Несмотря на подавленное состояние, Хауден не удержался от смеха.

– Тогда у нас на совести будут два мученика: один в Ванкувере, другой здесь.

Он начал подниматься в самолет, потом бросил через плечо:

– Кроме того, хуже сегодняшней новости ничего уже быть не может.

– Удачи, шеф! – прокричал Ричардсон, но налетевший ветер сорвал слова с его губ и унес в застуженное поле.

***

В одном из четырех глубоких кресел с откидывающимися спинками среди мягко освещенной роскоши небольшой гостиной отдельного салона для “особо важных лиц” премьер-министр увидел грузно осевшую невысокую фигуру генерала Несбитсона. Как и предсказывал Ричардсон, министр обороны держал в руке стакан с виски, который он при появлении Хаудена поставил на столик.

Снаружи донеслось нарастающее завывание оживших турбовинтовых двигателей.

За спиной Хаудена суетливо маячил стюард.

– Мне ничего не нужно, – сухо сказал ему через плечо премьер-министр. – Оставьте нас одних.

Он сбросил верхнюю одежду на одно из свободных кресел и сел напротив старого генерала. Один из светильников для чтения, заметил Хауден, был включен, и его свет бросал яркие блики на лысеющую голову и румяные щеки Несбитсона, словно направленная прямо в лицо арестанту лампа во время допроса. “Что ж, – мельком подумал Хауден, – может, это мне знак, как с ним держаться”.

– Полет предстоит недолгий, и у нас мало времени. Полагаю, вы должны объясниться, – повелительным тоном произнес он.

"Вэнгард” рулил по взлетной полосе и, судя по всему, уже набрал скорость. Задержки у них сегодня не будет. Хауден знал, что их рейс будет пользоваться преимущественным правом на всем протяжении воздушного коридора.

На миг старик покраснел, словно возмущенный тоном Хаудена, затем ответил с неожиданной твердостью:

– Я полагал, что вам все ясно без объяснений, премьер-министр. Я намерен подать в отставку в знак протеста против ваших планов. И все остальные тоже.

– По-моему, вы кое-что забыли, – холодно заметил Хауден. – Наш с вами договор. Здесь, в самолете, десять дней назад.

Старик смотрел ему прямо в глаза, не отводя взгляда.

– Мне стыдно об этом вспоминать. Нам обоим должно быть стыдно.

– Говорите только о себе! Меня не касайтесь. – вспыхнул Хауден. – Я пытаюсь спасти нашу страну! Вы и вам подобные ее уничтожите.

– Если вы хотите спасти Канаду, то зачем ее продаете? – в голосе генерала звучала какая-то новая сила.

Хаудену вспомнились слова Коустона: “Адриан стал другим человеком”. Да и чисто внешне он выглядел не таким дряхлым, даже вроде стал выше ростом, чем прежде.

– Если вы имеете в виду союзный акт, – возразил премьер-министр, – то мы получим больше, чем уступим.

– Распустим наши вооруженные силы, впустим этих янки без всяких ограничений, позволим им заправлять нашей внешней политикой – это вы называете выгодами?

Самолет на мгновение замер, затем рванулся, набирая скорость. За иллюминатором мелькнула и исчезла сливающаяся в светящуюся линию цепочка огней. Они взлетели, раздался глухой хлопок – пилот убрал шасси. Премьер-министр мысленно подсчитал – осталось двадцать минут полета, может быть, меньше. Всегда одно и то же – так мало времени.

Он воскликнул:

– Мы стоим на грани войны, а вы все рассматриваете с одной только стороны!

– Я вижу все в целом, – не сдавался Несбитсон. – И вот что я вам скажу. Будет война или нет, ваш союзный акт станет началом конца. Американцы никогда не успокоятся на частичном союзе. Они захотят завершить его до конца и проглотят нас без остатка. Мы потеряем флаг, королеву, традиции…

– Ну уж нет, – запротестовал Хауден. – Вот это все останется при нас.

– Это каким же образом? – язвительно фыркнул старик. – При открытой-то настежь границе? Да к нам потоком хлынут американцы, в том числе всякие негры да пуэрториканцы. Наша самобытность исчезнет без следа, потому что их будет больше. Но это еще не все. Мы столкнемся с расовыми проблемами, которых не знали раньше. Вы хотите превратить Торонто в еще один Чикаго, а Монреаль – в Новый Орлеан. У нас есть закон об иммиграции, который вы только что так отстаивали и защищали. Зачем же от него отказываться вместе со всем остальным?

– Мы ни от чего не отказываемся! – яростно воскликнул Хауден. – Просто кое-что подрегулируем. О, да! Проблемы будут, здесь я с вами согласен. Но уж не такие серьезные, как в том случае, если мы останемся одинокими и беспомощными.

– Не верю я в это, – отрезал Несбитсон.