– Мистер Мэйтлэнд, – решительно и твердо прервал его премьер-министр, – причина, по которой этому человеку не может быть разрешен въезд в Канаду, очень проста. Мир полон людей, которые на первый взгляд заслуживают помощи и содействия. Но в оказании подобной помощи должен же быть какой-то порядок, какая-то программа, какой-то план действий. Именно поэтому у нас и существует закон об иммиграции…
А кроме того, упрямо подумал Хауден про себя, он не дрогнет перед этой нелепой и несоразмерной существу дела шумихой, поднятой взбудораженной публикой. Унижение в аэропорту Оттавы все еще больно ранило его душу. И даже если бы он решился игнорировать угрозу со стороны Харви Уоррендера, уступка сейчас стала бы смехотворным проявлением слабости. Принимаемые им в качестве премьер-министра решения становятся достоянием гласности и известны всем, и с этим нельзя не считаться.
– Анри Дюваль в Ванкувере, сэр. Не в Венгрии, не в Эфиопии, не в Китае, – продолжал убеждать премьер-министра Элан Мэйтлэнд. И с горечью добавил:
– Он здесь. В стране, которая, как утверждается, дает шанс всем сирым и обездоленным.
Сирые и обездоленные… На миг растревоженная память вернула Джеймса Хаудена в сиротский приют. Да, он получил неожиданный шанс – через одного доброго человека – его собственного Элана Мэйтлэнда. Но он по крайней мере родился в этой стране. Хауден решил, что их беседа несколько затянулась.
– Закон об иммиграции есть закон этой страны, мистер Мэйтлэнд. Несомненно, он не лишен недостатков, но народ Канады решил иметь его именно таким. И, к сожалению, закон вынуждает меня ответить вам “нет”.
Обмен прощальными любезностями завершился весьма быстро. Встав, Джеймс Хауден пожал Элану руку.
– Позвольте мне пожелать вам больших успехов в вашей профессии. Возможно, в один прекрасный день вы решите заняться политикой. У меня предчувствие, что вы преуспеете в этой сфере, – заметил Хауден.
– Не думаю, сэр, – сдержанно ответил Мэйтлэнд. – Уж слишком многое в политике мне не по душе.
После ухода Элана Мэйтлэнда премьер-министр развернул второй шоколадный батончик и стал задумчиво грызть его по кусочку, не замечая вкуса. Спустя некоторое время он вызвал помощника и раздраженным голосом потребовал черновик речи, с которой ему предстояло выступать в этот вечер.
Глава 2
В вестибюле отеля “Ванкувер” Элана Мэйтлэнда дожидался Дан Орлифф. Репортер нетерпеливо спросил:
– Новости есть? Элан покачал головой.
– Ну и ладно! – бодро воскликнул Орлифф. – Вы с этим делом держите публику в напряжении, а это чего-нибудь стоит.
– Ой ли? Тогда скажите мне, что может ваша публика, если правительство стоит на своем, как скала? – кисло возразил Элан.
– А вы что, никогда не слышали? Публика может сменить правительство, вот что.
– Это просто чудесно! – язвительно восхитился Элан. – Тогда подождем до выборов, а потом пошлем Анри открыточку с приятной новостью. Если, конечно, сумеем обнаружить, где он мыкается.
– Ладно, пошли, – примирительно предложил ему Дан. – Я отвезу вас в контору, а по дороге расскажете, что говорил Хауден.
Когда Элан вошел в контору, Том Льюис работал в своей клетушке. После беседы в автомобиле Дан Орлифф поспешно укатил, по всей видимости, в редакцию “Пост”. Элану пришлось еще раз изложить все, что происходило во время встречи с премьер-министром, – на этот раз Тому Льюису.
– Вот что я скажу, – не без зависти отметил Том. – Уж если ты вцепился в кость, у тебя ее не отнять.
Элан рассеянно кивнул. Он раздумывал, не позвонить ли ему Шерон, с другой стороны, никакого повода для этого у него не было. После короткой беседы по телефону два дня назад они больше так и не разговаривали.
– Да, кстати, – вспомнил Том. – Тебе посылка. Доставлена шофером и все такое прочее. Лежит у тебя в офисе.
Снедаемый любопытством, Элан заторопился к себе в клетушку. В центре стола он увидел квадратную коробку, обернутую бумагой. Распаковав ее, он открыл крышку. Под несколькими слоями папиросной бумаги он обнаружил глиняный бюст. А рядом записка:
"Я все старалась, чтобы было похоже на мистера Крамера, но каждый раз получалось то, что ты видишь. Поэтому – без булавок, пожалуйста! С любовью, Шерон”.
Элан взял бюстик в руки. Это был, ликующе отметил он, вполне похожий портрет его самого.
Глава 3
Менее чем в четверти мили от апартаментов премьер-министра в отеле “Ванкувер” судья Стэнли Уиллис, член Верховного суда провинции Британская Колумбия, уже около часа беспокойно мерил шагами свой служебный кабинет.
В душе судьи Уиллиса, внешне суховатого, сурового и невозмутимого, шло ожесточенное сражение.
Линия фронта в этой битве пролегла с беспощадной четкостью. По одну сторону находились его судейская целостность, неподкупность и честность, по другую – его собственная совесть. Пересекались они на одном предмете. Анри Дюваль.
Эдгар Крамер заявил помощнику премьер-министра:
"У благотворителей Дюваля не осталось более никаких легальных возможностей предпринять что-либо еще”. Элан Мэйтлэнд после недельных поисков юридических прецедентов пришел к такому же выводу.