Читаем В воздухе - испытатели полностью

- Чем? Иван, запросив землю, сказал: "Николай, нам приказали идти на посадку". - "На посадку, так на посадку, - говорю. - Постарайся только, Ваня, сесть помягче..." - "Постараюсь!" - говорит он бойко. Летчик-то он отличный, заслуженный. Хотя нет, заслуженным тогда он еще не был...

- И вы пошли на посадку...

- Да, мы пошли на посадку. Не знаю, что Ведерников в это время чувствовал, а я, скажу тебе, чувствовал, что сижу на пороховой бочке. Черт его знает, ведь все может быть! Но посадил Ведерников машину так нежно, что я даже не почувствовал, когда колеса коснулись бетона. И тормозил он очень плавно. Чуть-чуть, так это, Тормозил, чтобы только не выкатиться за край бетонированной полосы. Наконец, самолет остановился. "Николай, что будем делать?" - кричит Ведерников. "Что будем делать? Рули на стоянку, раз такое дело", - говорю. И он порулил. Там я отстегнул всю амуницию, осторожно сошел с сиденья и вышел из кабины. Доложил начальству. Мне заводские стали задавать кучу вопросов. Один говорит: "Вы, товарищ Жуков, не нажали как следует на поручни". - "Как не нажал? - возмутился я. - Зачем же тогда я летал? Силы у меня в руках не хватило оторвать ваши поручни, а то бы я их оторвал".

"Не ругайтесь, не волнуйтесь", - просит он. "Я не волнуюсь, - говорю. Я уже сошел с сиденья, теперь лезьте на него вы и устраняйте неисправность..."

- А снимать его опасно?

- Конечно, опасно. Никто не хотел браться за него! Стали думать, что делать? Потом подогнали "гуся", он зацепил трос. Вот такая петрушка... Сняли сиденье в конце концов!

- И какой же дьявол в нем сидел?

- Никакого дьявола не сидело. Просто загустела после понижения температуры смазка. Поэтому пружина сработала вяло. Ударники подошли к капсулям, не ударив их. Вот и все. После этого стреляющий механизм забраковали. В строевые части надо давать технику надежную! Для этого мы и испытываем ее.

- Это верно... Слушай, Николай, у тебя наверняка есть и альбом с интересными фотографиями, и грамоты, которыми тебя награждали за испытательную работу, за мировые и всесоюзные рекорды...

- Конечно, есть! Что за вопрос, тезка, - улыбнулся Жуков, - сейчас принесу...

И вот передо мной лежит целая стопка почетных грамот, которыми награждался в разное время Николай Павлович Жуков за успехи в работе.

- Надо же! - не удержавшись, восклицаю я, - оказывается, у тебя не только наши, но и иностранные грамоты есть!

- Смотри, смотри, - говорит Жуков, слегка волнуясь. - А вот фото, - и он подвигает ко мне пухлый альбом...

Люблю я смотреть фотографии испытателей! Ведь глядя на них, переносишься в то прошедшее дорогое время.

Беру первую фотографию.

- А, Кузьменко! - вырывается у меня. - Где он сейчас?

- Иван Кузьменко?.. В Таганроге живет. Разглядываю затем лица известных наших парашютистов и парашютистов ДОСААФ на групповой фотографии участников соревнований. Вот наши) Быстров, Андреев, Ищенко, Колосков... Вспомнив о том, как Александр Колосков уснул в самолетных чехлах перед самым прыжком, я рассмеялся и сказал об этом Жукову.

- А один раз, - говорит он, - подходим уже к самолету, а Колосков у меня спрашивает: "Коля, посмотри, есть там у меня сзади парашют или нет?" Чудак такой был...

Фотография Петра Ивановича Долгова, хорошо мне знакомого, погибшего при совершении рекорда, заставила в один миг вспомнить и его, и его жену, и детей.

Глядя на спокойный взгляд Петра, тихо спрашиваю у Жукова:

- Игорек его в десантных войсках служит?

- Да, пошел по стопам отца...

На следующей фотографии запечатлен момент, когда генерал Н. Т. Пушко, держа в левой руке микрофон, крепко жмет руку старшине Жукову, одетому в шлем и меховое летное обмундирование.

- Наверное, поздравляет тебя с двухтысячным прыжком? - спрашиваю я, разглядывая фотографию.

- Угадал, - улыбается Жуков.

- Это правда, что ты четырнадцатый в мире, совершивший столько прыжков?

- Правда. Но все-таки четырнадцатый... - вздыхает Жуков.

Он подает мне еще пачку фотографий. Я с жадностью рассматриваю знакомых и незнакомых парашютистов, летчиков, конструкторов парашютов и спортивных судей.

- А это что? - показываю на фотографию, где снят снижающийся парашютист, у которого купол одного парашюта попал под купол другого.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии