В волчьей шкуре

– Нет, я мало встречала людей, но этого точно не помню.

– Это волкодлак!

Лютава ошарашенно посмотрела на вожака.

– Тот отвратительно пахнущий зверь, что приходил к нам? Как такое возможно?

Лораг некоторое время молчал глядя в пламя костра, и наконец ответил.

– Это был не запах. Пахнет от него обычно, псиной. Черным колдовством от него разило, а мы к этому чувствительны. Волкодлак это не зверь, а человеческий колдун получивший способность перекидываться в волка.

Лютава замолчала а потом в озарении зашептала словно в бреду.

– Ставр рассказывал, что волкодлак у людей коров рвал. Вот, значит, как он их на нас натравил. Загрыз, следы лап оставил на снегу…

– Да, так все и было, – кивнул Лораг.

– Ненавижу, – сдавленно прорычала Лютава, стиснув руки и невидяще глядя перед собой. – Ненавижу эту тварь! Глотку ему вырву! За детей! За сородичей! Вырву-у-у!

– Уймись! Ты к нему и близко не подойдешь! Поняла?

Молчание в ответ.

Лораг стиснул пальцами ее подбородок и развернул лицом к себе, ломая взглядом бьющееся непокорство в ее глазах.

– Я спрашиваю – ты меня поняла?

И тихий шепот в ответ:

– Поняла.

Через три дня Лораг круживший по тайге вдруг резко свернул к человеческому жилью. И Лютава на старой вырубке вновь учуяла тот ненавистный запах, эманацию черного колдовства. Перекинувшись, Лораг уверенно подошел к одному из пней и вырвал из него небольшой топор. От этой вещи разило колдовством. Рукоять топора была вырезана в виде змеи с раскрытой пастью. Лораг некоторое время с нескрываемым отвращением рассматривал топор, держа его двумя руками за конец топорища и обух, словно опасался, что деревянная змея извернется и ужалит его, а затем переломил увитую резьбой рукоять об колено. Лютава почувствовала, что напор колдовства от проклятого топора ослаб, хоть и не исчез. Она не совсем понимала, что задумал Лораг, знала лишь, что его действия как-то вредят колдуну. А Лораг отбросив часть топорища в сторону, подошел к ближайшему дереву и метким броском вбил лезвие топора в сосновый ствол на высоте в два человеческих роста.

– Колот как-то рассказывал мне как колдуны обращаются в волков. Они накидывают на себя волчью шкуру, и перекидываются через змеиный топор, – задумчиво произнес Лораг, устало присев на пень. – Сначала я хотел просто поймать и убить его, но потом решил поступить по-другому. Волкодлак неважный охотник, и не умеет лазить по деревьям, по крайней мере в волчьем обличии. Ему теперь не перекинуться обратно в человека, и скоро он начнет голодать. Еду он сможет достать только в деревне. Вот и пусть они теперь рвут друг друга!

Слова прозвучали. С хмурых небес пушистыми хлопьями повалил снег, выстилая лес нетронутым белоснежным покрывалом. Два волка-оборотня уходили все дальше в тайгу, а снег все падал, скрывая их следы. Казалось, это сама природа хотела укрыть своих детей от чужого взгляда, от людской злобы и мести, от черного колдовства. От их следов оставались уже едва различимые вмятины, когда со старой вырубки раздался дикий, полный ярости вой, попавшего в ловушку, обреченного носить волчью шкуру до конца дней зверя. Зверя, в котором уже не оставалось ничего человеческого. Оборотни замерли прислушиваясь. Тишина. И вот новый вой, уже ближе, волкодлак все-таки отыскал их едва различимый след, и шел по нему. Оборотни ждали. Снег все падал. Очередной вой, прозвучал в стороне, и теперь в нем была лишь бессильная ярость. Преследователь потерял их.

Лораг обернулся к подруге, и она отступила под его взглядом, покоряясь, и молча обещая не вмешиваться.

– Вур-р-р-о-о-о-у-у-у, – пронесся над лесом вызов, и волкодлак ответил.

Он вышел из-за раскидистых еловых лап, бешено вращая налитыми кровью человеческими глазами. Лютава с тревогой отметила, что по размерам волкодлак не только не уступает, но и немного превосходит Лорага. Но приказ вожака – не вмешиваться, удержал ее на месте. Если Лораг падет, она будет рвать врага до тех пор, пока есть жизнь в ее теле. Но только если он падет. Она не оскорбит вожака и мужа неверием в то, что он может справиться сам.

Они сошлись как две серые молнии. Рыча, катались в снегу, давясь и хрипя. В этой свалке ничего невозможно было понять. А в следующий миг клубок распался на два тела – матерого, стоящего на четырех лапах волка и чернобородого мужчину с неестественно вытянутым, разорванным горлом. Рядом валялась старая облезлая волчья шкура.

Лораг насмешливо покосился на встревоженную подругу, из разорванного уха вожака капала кровь.

«А ты думала, – казалось, говорил его красноречивый взгляд. – Он ведь только и мог, что поселян пугать, да коров давить».

И так же молча, отвечала ему Лютава:

«Я никогда в тебе не сомневалась!»