В Венеции

И затем Джакопо просто и откровенно рассказал о средствах, к которым прибегал дон Камилло, об его планах, об его разочаровании и, наконец, об успехе бегства. Он ничего не скрыл в этом рассказе, кроме временного приюта женщин под покровительством Джельсомины. Он рассказал о замысле Джакомо Градениго убить неаполитанца и об участии в этом покушении ювелира Осии. Внимательнее всех слушал его рассказ молодой сенатор. Несмотря на свое официальное положение, он чувствовал, как сильно билась кровь в его жилах, и при окончании рассказа, когда подсудимый описал встречу влюбленных, сердце Соранцо затрепетало от радости. Наоборот, его сослуживцы, состарившиеся на службе политике, с рассчитанной холодностью слушали рассказ браво. Теперь они убедились, что дон Камилло и донна Виолетта ускользнули из-под их власти. Не имея больше надобности в Джакопо, они позвали стражу и велели отвести браво в тюрьму.

— Надо будет послать поздравление кардиналу-секретарю по случаю брака его племянника с самой богатой наследницей нашего города, — сказал судья Совета Трех, когда дверь за подсудимым затворилась. — Влияние неаполитанца может еще нам пригодиться.

— А если он расскажет о том, как Сенат противился его браку? — усомнился синьор Соранцо.

— Ну, мы всегда можем сложить нашу вину на прежний состав Совета. Вот, вы присутствовали на первом нашем собрании, синьор; позже опыт даст вам не раз случай убедиться, что как бы ни была совершенна наша теория, в практике могут всегда случиться ошибки… Да, не надо забывать о деле молодого Градениго; оно очень серьезно.

— Мне давно известно его распутство, — ответил самый старый из членов Совета. — Очень грустно, что у такого благородного патриция, как синьор Градениго, такой недостойный сын. Во всяком случае, ни государство, ни город не потерпят убийств.

— Пусть они будут как можно реже! — сказал молодой сенатор.

— Конечно, это очень желательно. По секретным розыскам, вся тяжесть вины падает на Джакопо, но нельзя не доверять и его донесениям, в чем мы имели случай не раз убедиться.

— Как! Разве Джакопо является сыщиком?

— Мы поговорим об этом после, на свободе, синьор Соранцо. А сейчас нам надо рассмотреть вопрос о покушении на жизнь одного из венецианцев, находящегося, несмотря на отъезд его из Венеции, под покровительством ее закона.

Члены Тайного Совета начали серьезное обсуждение дела двух преступников: Джакомо Градениго и ювелира.

В результате совещанием было решено наказать Джакомо Градениго ссылкой на десять лет в провинцию, а Осию — пожизненным изгнанием.

— Мы не должны скрывать ни этого приговора, ни причин, которыми он был вызван, — сказал судья Совета Десяти после прений. — Государство не может упускать случая оповестить о своем правосудии.

— На нынешний вечер мы покончили наши дела, синьоры, — сказал сенатор Соранцо. — Разойдемся теперь по домам?

— У нас еще дело Джакопо.

— Ну, его мы можем передать в обыкновенный суд.

— Как вы найдете нужным поступать, синьоры?..

Все согласились.

Соранцо уехал первым, но остальные члены Совета еще долго совещались между собой. Затем было отправлено приказание уголовному судье, и после этого, наконец, каждый из них вернулся в свой дворец.

Глава XXIX

На следующее утро состоялись похороны Антонио. В соборе продолжали служить заупокойные обедни. Монах-кармелит был во главе священников. В ту минуту, когда собирались выносить тело Антонио, он вдруг почувствовал, что кто-то дернул его за рукав; последовав за незнакомцем, он очутился в стороне от толпы, среди темных церковных колонн.

— Вам приходилось давать отпущение умирающим? — сказал незнакомец скорее утвердительным, чем вопросительным тоном.

— Это моя обязанность.

— Сенат не забудет ваших услуг; они понадобятся после похорон зтого рыбака.

Отец Ансельм побледнел, но склонил голову, желая этим показать, что он готов исполнить свой долг. В эту минуту подняли тело Антонио, и похоронная процессия направилась к Большой площади. Мальчики соборного хора шли впереди, за ними шли взрослые певчие.

Монах поспешил занять место за ними.

За телом шел загорелый юноша. Это был внук Антонио, освобожденный теперь от работ на галерах. В его наружности можно было различить черты честного, умного и гордого рыбака, останки которого несли в это время к арсеналу.

Он не проронил ни одной слезы до той поры, пока тело не исчезло от его взора. Тогда он вышел из толпы и дал волю слезам. Он плакал, как может плакать человек его возраста, почувствовавший себя совершенно одиноким.

В темной тюремной камере, куда заключили Джакопо после допроса на Совете Трех, он провел ночь. На рассвете браво снова предстал перед судьями, которым заранее были даны предписания. Он не старался оправдаться и наотрез отказался отвечать на вопросы.

— Вы сами знаете, что я делал и чего не совершил, — сказал он надменно. — А потому соблюдайте ваши интересы.