В унисон

В его руках был волк. Он держал его голову крепко, будто бы это последнее, за что можно было бы ухватиться в этом вязко-тягучем пространстве. С животного кусками слетало мясо, оно буквально отваливалось, падая на колени и землю. Приземляясь, шкура и окровавленные куски вспыхивали золотым огнем и превращались в пепел.

Они все падали и падали, горя красивым пламенем, пока в руках Хидео не осталась голая гладкая кость – волчий череп.

Хидео сам не понимал, что делает, все словно происходило без его участия. Руки сами поднесли массивный кусок кости к губам, и он поцеловал труп волка, его молочно-белый, старый череп.

«Поцелуй скорбящего к умершим».

День II. Коллекция душ

Хидео: увлечение черепами

Утро не принесло облегчения: ошметки кошмара – полузабытого, маячащего где-то на периферии сознания – прочно засели в голове, порождая тревогу и страх. Он забыл сон, забыл его сюжет, однако неотступная мысль, как призрак, следовала за ним повсюду. Хидео никак не мог эту мысль сформулировать. Она казалась ему… странной. Почти неосязаемой, зыбкой в своей дисгармонии.

Он вновь не стал завтракать, с тупой болью в желудке отмечая про себя, что так его разум становится острее – быть может, тогда он и соображать лучше начнет. Если, конечно, не умрет от голода.

Неспешно Хидео оделся – хотя времени и было предостаточно, он не испытывал никакой радости от того, что удалось проснуться раньше будильника. Все время давило ощущение, что на этот день полагаться не стоит, как будто бы этот день – начало большой системы, где Хидео запутался, точно попал в липкую паутину.

Мама еще спала, и, чтобы ее не будить, Хидео тихонько выскользнул на улицу, стараясь не шуметь. На улице дышалось свободно и легко, и даже те мысли, что тяжестью придавливали Хидео к земле, вдруг куда-то улетучились, оставляя после себя лишь призрак былых ощущений.

Хидео шел, пиная камни и лихорадочно думая о том, как связано его сегодняшнее настроение с тем, что случилось вчера. Ему снился сон – его привкус Хидео ощущал на языке даже сейчас (отдавало горечью и еще чем-то неприятным). Но что такого ему могло присниться, что он так… всполошился?

Он попытался заглянуть внутрь себя, но ничего существенного так и не подцепил – лишь странное наваждение, порожденное глубинами воспаленного сознания, плотной паутинкой окружало его мысли. Хидео где-то читал, что сон забывается через пару минут после пробуждения, и для того, чтобы его запомнить, нужно как можно скорее записать его. Сны помогают трактовать состояние, находить общие черты в сновидениях и структурировать их. Наверное, это очень интересно – перечитывать свои записи после многих лет фиксирования сновидений. Хидео никогда этим не занимался, но хотел бы попробовать.

Сегодняшний забытый сон, окунувший Хидео в такое тревожное состояние, стал точкой невозврата – теперь-то он будет записывать сновидения, чтобы лучше разбираться в причинах своего настроения.

Он уже давно не ощущал такого количества мыслей в своей голове. Несмотря на смутную тревогу, все казалось ему удивительным: и прекрасная, живописная архитектура Сага, его родного города, который он всегда считал маленьким и незаметным на фоне других городов; и роскошные сады, растущие на каждом клочке земли, не занятой трассой или тротуаром; и машины с утренними пробками; и даже пешеходы, спешащие по своим делам, точно муравьи – едва ли кто-то в такой спешке задумывается о том, как быстро, хаотично, однообразно движется жизнь, воссоздавая лишь мнимый порядок Вселенной.

Взглядом Мацумура выискивал Лили или Генджи, желая прямо сейчас хоть с кем-нибудь заговорить. Даже с ней. Даже в неподходящее время. Он готов побороть свой страх перед ее лицом и свою природную застенчивость. Но, как назло, никто так и не появился по дороге – ни впереди, ни сзади. Лишь незнакомые люди, очень много незнакомых людей, спешащих на работу или учебу. Что случилось, если бы кто-то среди них оказался его родственником, пусть и очень-очень дальним? Или если бы среди всех этих людей нашелся бы кто-то, кто чувствует себя, как Хидео, запертым в янтарной смоле? Образец, застывшая в полете фигура, тот, на кого все пристально смотрят.

Он шел, угрюмо пиная камни, которые попадались на пути, и бросал усталые взгляды на хмурое небо. Вчера оно было ярче.

Ярче?

Тут он вспомнил небо из сна. Его передернуло под действием этого страшного воспоминания – впечатления были такие яркие, что Хидео как будто сжевало чудище, которого потом вывернуло наизнанку. На миг у Мацумуры закружилась голова. Он даже остановился, призывая каждую клетку организма занять свое законное место и не рваться куда-то вперед.

Хидео стал мучительно вспоминать, что произошло ночью, какой сон он видел, как его растолковать. Но в голове не было никакого просветления, лишь слабый проблеск идеально голубого неба. И все.

«Сейчас бы пригодился мамин сонник», – с досадой подумал он.