В тупике

Сквозь шум дождя доносилось завывание многочисленных сирен. Казалось, они приближаются со всех сторон. Гюнвальд Ларссон прислушался к вою сирен и спросил:

— Это Сольна?

— Как раз граница, — хитро ответил Квант.

Гюнвальд Ларссон равнодушно смерил голубыми глазами Кристианссона и Кванта и быстрым шагом подошел к автобусу.

— Там внутри… как на бойне, — сказал Кристианссон.

Гюнвальд Ларссон не прикоснулся к автобусу. Он просунул голову в открытую дверь и обвел взглядом помещение.

— Да, — сказал он спокойно, — там в самом деле, как на бойне.

* * *

Мартин Бек задержался на пороге своей квартиры. Он снял плащ, стряхнул с него воду, повесил в коридоре и только после этого запер входную дверь.

В коридоре было темно, но он не включил свет Из-под дверей комнаты дочери пробивалась полоска света, и он услышал, что там либо играет радио, либо крутится пластинка. Он постучал и зашел.

Дочь звали Ингрид, ей было шестнадцать лет. За последнее время она повзрослела, и Мартину Беку все легче становилось находить с ней общий язык. Девушка была спокойна, деловита, достаточно умна, и ему нравилось разговаривать с ней. Она ходила в последний класс основной школы, у нее были хорошие успехи в учебе, но она не принадлежала к той категории учеников, которых называли зубрилами.

Дочь лежала на кровати и читала. На ночном столике крутился диск проигрывателя. Не поп-музыка, а что-то классическое, Мартину Беку показалось, Бетховен.

— Привет, — сказал он. — Ты не спишь?

Он сразу умолк, почувствовав бессмыслицу своего вопроса, и минуту думал о всех тех банальных словах, которые были сказаны в этих стенах за последние десять лет. Ингрид отложила книжку и остановила проигрыватель.

— Привет, папа. Ты что-то сказал? Он покачал головой.

— Господи, у тебя совершенно промокли ноги, — сказала девочка. — Там продолжает лить?

— Как из ведра. Мама и Рольф спят?

— Наверное, мама загнала Рольфа в постель сразу после обеда. Говорит, что он простужен.

Мартин Бек сел на краю кровати.

— А он что, не простужен?

— По крайней мере, мне показалось, что он совсем здоров. Но послушно лег. Наверное, чтобы не учить на завтра уроки. Завтра у нас письменная по французскому. Может, проверишь меня?

— От моей проверки мало будет толку. Я не очень-то силен во французском. Лучше ложись спать.

Он поднялся, и девушка послушно нырнула под одеяло, поудобнее устроилась. Закрывая за собой дверь, Мартин Бек услышал ее шепот:

— Держи за меня завтра большой палец в кулаке.

— Спокойной ночи.

Мартин Бек на ощупь зашел на кухню и какое-то мгновение постоял около окна. Дождь как будто бы немного утих, а может, ему только так почудилось. Он думал о том, что происходило на демонстрации перед американским посольством, и о том, назовут ли завтра газеты действия полиции неуклюжими, беспомощными или наглыми и провокационными. Так или иначе, а они отнесутся критически к действиям полиции. Мартин Бек все же перед самим собой признавал, что часто критика имела основания, хотя ей недоставало понимания ситуации.

Он вспомнил, что ему сказала Ингрид несколько недель назад. Многие ее товарищи активно интересовались политикой, ходили на собрания и демонстрации, и большинство из них, наверное, были плохого мнения о полиции. Маленькой, призналась Ингрид, она гордилась тем, что ее отец полицейский, а теперь предпочитает молчать об этом. Мартин Бек зашел в гостиную, прислушался около дверей спальни и услышал негромкое похрапывание жены. Он осторожно раздвинул кушетку, зажег настольную лампу, затянул шторы. Кушетку он купил недавно и перебрался на нее из спальни под тем предлогом, что не хочет беспокоить жену, когда возвращается поздно ночью с работы.

Жену его звали Ингой.

Отношения между ними с годами ухудшались, и он чувствовал облегчение оттого, что теперь не надо было делить с нею постель. Это чувство временами ввергало его в сомнения, но после семнадцати лет супружеской жизни, наверное, нельзя уже было ничего изменить, и он давно уже перестал думать, кто из них виноват.

Мартин Бек сдержал кашель, снял мокрые брюки и повесил их на стул перед батареей. Пока он, сидя на краю кушетки, стягивал носки, ему пришло в голову, что ночные прогулки Колльберга под дождем могут иметь ту же самую причину: его семейная жизнь постепенно становится нудной и обременительной.

Так скоро? Ведь Колльберг женился лишь полтора года назад.

Мартин Бек поднялся, взял из кармана плаща влажную и помятую пачку «Флориды», разложил сигареты сушиться на ночном столике и закурил одну, которая показалась ему наиболее подходящей. Сигарета была у него во рту и одна нога на кушетке, когда зазвонил телефон.

Телефон стоял в передней. Полгода назад Мартин Бек заказал еще один аппарат, хотел поставить его в гостиной, но, учитывая темпы работы телефонных учреждений, надеяться на второй аппарат можно было разве только через полгода, и то если очень посчастливится.

Он быстро пересек комнату и поднял трубку, прежде чем прозвенел горой звонок.

— Бек слушает.