В ту же реку 2

Новым фотографом стал муж начальницы. Неожиданный поворот. Хотя он сразу попросился на стажировку к Ник Нику, значит, мужик нормальный и работу потянет.

Художником на трёх работах стал парень, приехавший летом на рыбозавод. Заработать толком не смог, загулял на Тайване, потому решил остаться до следующего сезона. Максимка уже работает ночным сторожем летних цехов рыбозавода и бросать не собирается. А что? Сиди себе в сторожке, никому заметённые цеха не нужны. Пришёл, печку истопил, чайку заварил и дрыхни до утра, только дровишки подкидывай. В теории, за ночь надо бы пару обходов сделать, но зачем? Кому надо?

Экзамен на сдачу разряда назначили на следующий день. Комиссия сначала погоняла по теории и технике безопасности, но без души, чисто формально. Затем заставили заточить фрезу, разобрать и починить ручную дрель, причём для неё пришлось выточить на токарном станке шайбу. Целый день, однако, провозились со мной уважаемые люди, но экзамен приняли и даже похвалили. Вечером устроил банкет в столовке.

- Вроде не того… - нерешительно попытался отказаться председатель и по совместительству один из архаровцев дяди Васи.

- Не того до подписания результатов экзамена, - пояснил я. - А раз подписано, после трудового дня принять по пятьдесят грамм никто запретить не может.

- По сто, - строго поправил Фёдор Тимофеевич.

Выпил он, однако, никак не меньше трёхсот и с банкета домой ушёл на своих ногах.

Кроме экзаменаторов и дяди Вити праздновал почти весь состав конторы. Банкет влетел мне в копеечку, зато официально прописался в рабочем классе. Опять же, наш коллектив меня и так за своего считал, а теперь, после официальной прописки, совсем родным стал. Хотя Зинаида Петровна в мою сторону нехорошо и многообещающе поглядывала. И с чего она на меня взъелась?

У Фёдора Тимофеевича гитарка есть, понятно, принёс в столовку. Поиграл чуток, отложил. Тут я попросил побренчать. Так что-то на меня накатило. И Петра Петровича жалко, и дядю Витю, и вообще… Запел песню из фильма, неоднократно дописанную и переработанную, но душевную и жизненную:

Жили два приятеля, два блатных романтика,

Всё на свете семечки, друзья.

Но судьба крутая ожидала мальчиков,

Корешок мой Сенечка и я.

Вроде народ насторожился, весь в непонятках - чего такое тут звучит, но я продолжаю петь.

В очередь носили мы шкары и подштанники,

Всё на свете семечки, друзья.

Были мы домушники, были мы карманники,

Корешок мой Сенечка и я.

Немного ошалевшие Фёдор Тимофеевич с дядей Витей переглянулись. Калина подмигнул и оба вышли из-за стола.

Знала вся милиция наши с Сеней тельники,

Всё на свете семечки, друзья.

Были мы товарищи, стали мы подельники,

Корешок мой Сенечка и я.

Под настроение меня несло. Этой песни в первой жизни я знал вариантов пять, могу выдать куплетов тридцать, не меньше. Почти весь коллектив кооператива собрался у нас на банкете, слушают. Дядя Витя с Фёдором Тимофеевичем танцуют на пару. Да так ловко, так слаженно. Точно не в первый раз выдают такое. У каждого в левой руке горящая папироска. Тут тебе и чечётка, тут тебе и присядка. То сойдутся, то повернутся и подошвами стукнутся. Артисты!

Бутылочка ходит по рукам зрителей, а у танцоров в правой руке появилось по полной стопочке. Они ещё и чокаются в танце.

Непривычные пальцы сбиты в кровь, мало играл на гитаре в этой жизни. Однако заканчиваю.

Все статьи узнали в Уголовном кодексе,

Повидали дальние края.

Жизнь промчалась наша, будто в скором поезде,

Корешок мой Сенечка и я.

- Ну ты выдал, пацан! Как будто не меньше пятёрочки отмотал на зоне, - хлопает по плечу Фёдор Тимофеевич.

- Артист! - соглашается Ольга Петровна, наш главный бухгалтер.

- Наш парень, - подтверждает Михалыч, парторг. - Рюмочку примешь? Сейчас тебе можно, твой первый рабочий разряд обмываем.

- Не! Спасибо. Сердечник я, нельзя мне. Не обижайтесь.

- Ну коли так, тогда не надо, какие тут могут быть обиды.

- Давно не играл, струны кровью перемазал. Простите, Фёдор Тимофеевич.

- Ничего, ототрём.

Декабрь

Разговоры

- Моня Химик! Соломон Янович Кроншвейн! Девять лет во всесоюзном розыске! Жил у нас под боком, а никто даже не почесался! Простой школьник и то сообразил, что если кто-то семь лет не выезжает из посёлка, значит, дело нечисто!

- Может, ошибка?