В центре ГУМа, у фонтана...

И Русалочка стала жить в его доме. Принц Женя был инженером. Три раза в неделю он был репетитором по математике, два раза в неделю обивал новоселам двери дерматином и брал еще технические переводы. А дадут серебро продать или пластинки — продавал и диски, и серебро. Себе брал не более двадцати процентов. За посредничество. И люди к нему тоже ходили деловые и энергичные. Один экстрасенс, бармен из «Вешних вод», ювелир, бравший заказы в церквях. У Русалочки тоже появились подружки. Лиза — продавщица из валютной «Березки», Ирка — театральная кассирша, Нина Ивановна — жена одного нужного человека из министерства. Поначалу Русалочка пыталась с ними разговаривать. Ей хотелось побольше узнать про людей. Почему, спрашивала она, так одиноки старухи? Что такое милосердие? Как живут люди в маленьких городах? Как живется тем, за кого некому заступиться?

Но приятельницы, дождавшись, когда после ее вопросов наступит пауза, начинали стрекотать о квартирных обменах, ценах на меха и каком-то Толике. А Лизка как-то сказала Русалочке:

— Я вижу, ты человек порядочный, тебе можно доверять. Есть одно место на складе… Рублей триста ухватишь. А с умом если, и все пятьсот…

От всех этих разговоров начинала у Русалочки болеть душа. Сначала редко, а потом уж стала ныть постоянно. Бывало, придут куда-нибудь на закрытый просмотр или спиритический сеанс, начнется треп про статью в «Литературке» или спектакль в Театре на Солянке, а у Русалочки как будто иголочки в сердце плавают. Стоит она, морщится, с места сдвинуться не может. И говорит тогда тихо и медленно. За что ее оригинальной женщиной считали.

А дома все чаще и чаще приходит она в ванную комнату, садится на край ванны, открывает кран и долго смотрит на зеленую воду с белыми пузырями.

А Принц Женя, придя с улицы, если застает ее за этим занятием, то злится, бросает на пол и топчет ногами свой шведский пиджак и гонит ее из ванной прочь.

МОСКВА — ВАШИНГТОН

Новый главный редактор вызвал к себе фельетониста Савушкина, усадил, предложил курить и сказал:

— Прочел я ваши последние фельетоны в нашем журнале, товарищ Савушкин. Пишете вы остро, занятно, только однообразно как-то.

— В каком смысле? — насторожился фельетонист.

— А в том смысле, что сюжеты у вас одни и те же: недостатки, недоделки, дефицит. А это приедается, знаете ли…

— Но законы жанра… — начал Савушкин.

— В жанрах я тоже разбираюсь… — осадил его Главный. — Персонажи ваших фельетонов кто? Ворюги, взяточники, хулиганы. Несимпатичные люди, словом. А пишете вы о них как? Вот слушайте! — и он прочитал: — «Глазки у завскладом были быстрые и вороватые». Ну что это такое? Не спорю, пусть они все не очень хорошие люди, но это же все-таки наши люди, а вы о них так… Вас почитаешь, так получится, что у нас в стране и хороших людей-то нет.

— Ну почему? — изумился Савушкин. — У нас хороших людей достаточно. Просто я сатирическим пером, так сказать…

— Так вот и направили бы свое перо куда-нибудь в другое место! Ну например…. — Главный подумал, — например, напишите о странах развитого капитала. Ведь у них за океаном такое творится! Вот куда надо направить свое жало сатирика. Нашему читателю, уверен, это будет интересно. А про свои недостатки мы и так знаем, чего про них писать на страницах всесоюзного журнала? В общем, жду вас с новым фельетоном.

Через два дня Савушкин положил на стол редактору напечатанные на машинке листочки.

— Почитайте. Вроде получилось… — смущенно сказал он.

И Главный прочел:

«Восемь часов тридцать минут Вашингтонское время, — сказало радио, и мистер Джексон, на ходу застегивая пальто, вышел на улицу. Он прошел мимо заброшенной стройки (лет пять назад фирма «Дженерал моторс» начала строить новый цех: заложила фундамент, стены, да так и бросила), миновал пивную, где уже толпились молодые рабочие утренней смены фирмы «Дженерал электрик», и вышел к остановке.

От их нового микрорайона до метро шел всего один автобус, поэтому стояла огромная толпа, нервно смотрела на часы и кляла негров на чем свет стоит. Через полчаса автобус подошел, и мистеру Джексону удалось в него втиснуться. «Остановка «Супермаркет»! — объявил водитель, и Джексон, спросив стоящего впереди: «Вы выходите, сэр?» — вылез на улицу. В супермаркете давали дефицит: хозяйственное мыло — и очередь тянулась аж до памятника Джорджу Вашингтону.

Мистер Джексон вошел в свой офис. В офисе было мало народу. Накануне подшефный фермер потребовал дать ему по десять инженеров от каждого отдела на уборку его картошки. До обеда Джексон водил по офису экскурсию бой-скаутов из соседней школы, а в обед выскочил в магазин.

Была пятница. День, когда за продуктами в столицу Америки — Вашингтон съезжается чуть ли не вся Америка. В магазине было многолюдно, а в колбасном отделе стояла большая очередь. В ней можно было встретить и краснокожего индейца, и жителя Чикаго с авоськой, и неуклюжего оклахомца с мешком, немало было нью-йоркцев. Джексону удалось без очереди ухватить 200 гр. ливерной колбасы, и он поспешил на работу. Предстоял неприятный разговор с президентом фирмы.