В царствование императора Николая Павловича. Том второй

— Уже управились? — поинтересовался доктор Кузнецов. — Очень хорошо. Роберт Семенович сказал, что через три дня мы снова заедем к нему, и тогда будем знать — что болит у красавицы, и как мы будем ее лечить.

— Роб, — сказал Алексей, — не забудь, что я тебе говорил о ее отношении к антибиотикам. Она их практически не принимала. Так что можно, как мне кажется, ограничится трехкомпонетной схемой лечения.

— Леша, не гони лошадей, — ответил Роберт Семенович, — давай, посмотрим, что покажет реакция Манту и флюшка. Если нужно, возьмем на анализы мокроты. В общем, я сделаю все, чтобы Александра, — тут хозяин кабинета приподнялся в кресле и сделал полупоклон Адини, — была здорова. Я правильно говорю?

— Истину молвишь, — ответил Алексей, — я полностью полагаюсь на тебя, и на твой опыт.

На обратном пути Ольга попросила Николая отвезти домой доктора Кузнецова, и немного покататься по городу. Николай тут же согласился. Он и сам не хотел расставаться с красавицей княжной из прошлого. К тому же он чувствовал, что Адини тоже не очень спешит домой. Она с удивлением смотрела на жизнь вечернего Петербурга, на знакомые и незнакомые ей дома, дворцы. Ее сердце сжалось, когда они проехали мимо красивых скульптур на Аничковом мосту, который, однако, был здесь не деревянный, а каменный. Но дворец на Фонтанке, в котором они жили всей семьей после того страшного пожара Зимнего дворца, был почти такой же, как и в их времени.

— Какой красивый город, — не выдержав, произнесла она, — и в нашем времени, и в вашем…

— Да, — ответил Николай, помните, как писал о нем Пушкин?:

Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит,
Твоих оград узор чугунный,
Твоих задумчивых ночей
Прозрачный сумрак, блеск безлунный,
Когда я в комнате моей
Пишу, читаю без лампады,
И ясны спящие громады
Пустынных улиц, и светла
Адмиралтейская игла,
И, не пуская тьму ночную
На золотые небеса,
Одна заря сменить другую
Спешит, дав ночи полчаса…

— А у вас знают стихи господина Пушкина? — спросила Александра, — Мне тоже нравятся его стихи.

— У нас говорят, что Пушкин — это наше все, — ответил Николай, — и это действительно так. А еще мне нравится Денис Давыдов. Он был воином и поэтом. Очень жаль, что в вашем времени я не смогу его увидеть — он умер весной 1839 года.

— А я не слышала его стихов, — сказала Адини, — они красивые?

Николай протянул руку к бардачку, и достал оттуда флэшку. Он воткнул ее в плейер, поколдовал немного, и в салоне автомобиля зазвучала песня на стихи Дениса Васильевича из фильма «Эскадрон гусар летучих»:

О пощади! — Зачем волшебство ласк и слов,
Зачем сей взгляд, зачем сей вздох глубокий,
Зачем скользит небережно покров
С плеч белых и груди высокой?
О пощади! Я гибну без того,
Я замираю, я немею
При легком шорохе прихода твоего;
Я, звуку слов твоих внимая, цепенею…

Адини слушала эти чудесные стихи, и чувствовала, как в груди у нее бухает сердце, и кровь ударила в лицо. Нет, не случайно Николай решил дать ей послушать этот замечательный роман. Неужели?

— Александра, — сказала Ольга, которая тоже очень любила романсы Дениса Васильевича, — Николай тоже неплохо играет на гитаре и поет. Вы не хотели бы завтра отправиться с нами за город, на дачу к Александру Павловичу, где не так душно, как в городе. Мы там отдохнем, покушаем шашлыки, а Николай споет вам песни, которые поют в нашем времени. Думаю, что это будет для вас интересно.

— Ну, если с Александром Павловичем… — сказала Адини. — Она вспомнила, что папА сказал ей, что ей в будущем надо слушаться Шумилина, который лично несет ответственность за ее безопасность.

— Хорошо, — сказала она, — я согласна. Мы поедем туда завтра с утра?

Выбор сделан

А в Петербурге в это время разгорались такие страсти, которых не было, пожалуй, с достопамятного декабря 1825 года. Все началось с получением министром иностранных дел и вице — канцлера именного царского рескрипта, из которого Карл Роберт фон Нессельроде узнал, что он уже не министр и не вице — канцлер. Самым унизительным в этом рескрипте для него оказалось то, что по заведенной традиции, он не получил после полной отставки приглашения в Государственный совет. В общем, полный конфуз.