В трущобах Индии

Спустя несколько минут «Раджа» выходил из порта легкий, как чайка, и несся к морю. Провансалец, стоя на мостике вахтенного офицера с развевающимися по ветру волосами, чувствовал, как им овладевает то жгучее удовольствие, которое истинные моряки испытывают всякий раз, когда выходят в открытое море после долгого пребывания на земле. И он, обратившись к грациозному судну, указал ему движением руки на обширное пространство воды, сверкавшее тысячами огней, и воскликнул, пародируя древнее изречение:

— Вперед! Ты везешь Барбассона и счастье Сердара!

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ТАЙНЫ ПОДЗЕМЕЛИЙ

I

Последние уловки Рам-Шудора. — Приезд «Дианы» на Цейлон. — Барбассон замечен на яхте. — Хитрость факира. — Вильям Броун предупрежден. — План Барбассона. — Смертный приговор факиру. — Заклинатель и пантеры. — Повешен.

«Диана» очень быстро совершила свой переезд. По прошествии сорока восьми часов, — а даже самые лучшие суда употребляют на это от пятидесяти шести до шестидесяти часов, — она на заходе солнца была уже в виду Паунт де Галль, т.е. на другой день после своего отъезда из Гоа. Прибудь она получасом раньше, она могла бы войти в порт, теперь же она должна была провести ночь на море; после шестичасовой пушки фарватер становится недоступным ввиду множества песчаных мелей, которыми он был усеян.

Всякий, кому приходилось раньше жить с Сердаром, не узнал бы его теперь; веселый, довольный, неистощимый говорун, он как будто бы начинал вести новое существование, и друзья его Нариндра и Рама, всегда видевшие его мрачным и сосредоточенным, удивлялись бы, конечно, такой радикальной перемене в его характере, не знай они печальной тайны его жизни, бывшей причиной его мрачного настроения, а также текущих событий, которые возвращали семью их другу и объясняли его настоящую веселость.

Но не все еще было кончено, и, как ни основательно был очищен горизонт, преданные люди видели на нем много еще черных точек, которые вполне оправдывали их беспокойство относительно последнего, задуманного Сердаром предприятия. Они не испытывали ни малейшей боязни за себя лично; преданность их человеку, который пожертвовал собой для борьбы за независимость их страны, доходила до полного забвения их собственных интересов и даже жизни, а потому личные расчеты их не имели ничего общего с тревогой, которую внушало им будущее.

Они думали только о своем друге, видели только его и если в своем беспокойстве о нем не выражали, как он, ничем не омраченной радости, то лишь потому, что боялись, как бы не рухнул задуманный им светлый план. Достаточно было какого-нибудь непредвиденного препятствия, чтобы случай отдал Сердара во власть его жестокого и беспощадного врага, ненависть которого увеличилась еще страданиями после трагической дуэли, едва не стоившей ему жизни.

Как бы увеличились их опасения, подозревай они только роль, которую негодяй Рам-Шудор согласился играть в этих событиях. Увлеченные великодушием своего характера и ловкостью, с какою презренный играл свою роль, они приняли его сторону, когда скептик Барбассон выразил недоверие к этой комедии. Но всякий мог бы тут ошибиться: ни один факир, ни один индус, каким бы негодяем он ни был, не осмелится произнести напрасно «страшную» клятву и тем самым попирать ногами не только религиозные верования, но и все кастовые традиции, все понятия о чести своей страны. Один только туг способен на подобную вещь, а они не знали, что мнимый факир принадлежал к этой всеми презираемой касте. Власть клятвы над индусами всех классов такова, что Рам Шудор наотрез отказался бы, если бы от него потребовали поклясться именем богини Кали, а если бы он произнес требуемую клятву, то ничто в мире, даже месть родных, не заставило бы его нарушить ее.

За некоторыми весьма редкими исключениями, примером которых могут служить Рама и Нариндра, вопрос о чести представляет в Индии ни более ни менее, как формулу, человек может быть честным и бесчестным, смотря по роду клятвы, которую он произнес. Несмотря, однако, на то, что присущая им наблюдательность была усыплена, они чувствовали инстинктивное отвращение к Рам-Шудору, а потому были очень довольны, когда Сердар согласился взять его с собой, вместо того чтобы оставить в Нухурмуре, где он мог поддаться искушению (по их мнению по крайней мере) и воспользоваться известной ему тайной, чтобы получить от англичан обещанную премию за поимку Сердара и Нана Сагиба. Теперь же, напротив, они могли следить за всеми его поступками и при малейшем подозрении сделать его безвредным.

Но оказалось, что в этом случае они столь же ошибались, как и были правы, ибо задуманный Кишнаей план был так ловко составлен, что представлял собою обоюдоострое оружие, режущее с обеих сторон. Оставшись в Нухурмуре, Рам-Шудор предавал Нана-Сагиба; отправившись на «Диане», он готовился предать Сердара. Нариндра и Рама не предвидели возможности первого факта; что касается второго, то, раз было пробуждено их недоверие, они ждали малейшего указания, чтобы убедиться в его возможности.