В тесном кругу

Откуда взялось это слово? Оно, наверно, уже давно где–то пряталось и, чтобы проявиться, ждало лишь удобного случая. Теперь, когда исчезли критический настрой, цензура мысли, стремление к ясности, что мешает комплексам вылиться в рассказ?

Жантом задержал на языке обжигающую жидкость, коньяк или виски. Настал момент вынести себе неутешительный приговор. «Ну и пусть! Распахну дверь своим комплексам. Пусть выползают, как змеиный выводок. Не я этого хотел». В ту же секунду на него снова нахлынул образ носилок и людей в белом. Как приступ, как давно задуманная агрессия. Эти люди в белом, приводящие его в такое смущение и олицетворяющие что–то вроде неприкрытого насилия, напоминающего не гнев, не месть, не садизм, а какой–то спазм, безмерную тошноту, как будто извергающую тебя самого, обладают такой энергией, что направь ее в нужное русло, и она, возможно, заработает и поможет создать рассказ, как река, когда–то приводившая в действие мельничное колесо. Мельница! Она опять возникла в воспоминаниях. Жантом встал, забыв расплатиться, вернулся и, не дожидаясь сдачи, пошел домой. Горит красный свет. Тем лучше. Значит, не спросит, расплатился ли он с управляющим. Снял пиджак и уселся за стол, чувствуя себя одновременно жертвой и палачом. Сейчас он либо ответит шефу отказом, напишет, что решительно не намерен продаваться, либо постарается сыграть в игру и, исходя из одного образа, опираясь на ассоциацию идей, вновь переживет этот путь, начавшийся в момент его рождения, этот убийственный спуск с крутыми поворотами и прямыми участками, и увидит, где он очутился. Пока он ничего не знает. Его раздирают противоречивые чувства. Наконец, очень осторожно, как будто скрип пера может разбудить некую опасность, задремавшую возле него, он написал: «Машина «Скорой помощи»…» Только не надо задавать вопросы. Машина «Скорой помощи», почему бы нет? Остановилась во втором ряду. Имеет на это право. Такая деталь Жантому понравилась. Прохожие вынуждены ее обходить. Они просто обязаны пропускать людей с носилками. «Посторонись!» Этот призыв он сам слышал раньше. «Не мешай, малыш». Два человека, тот, что повыше, идет впереди. За ними дым. Может, и огонь. Но нет, огонь излишен. Надо строго придерживаться замысла: двое санитаров переходят тротуар. Пусть носилки не будут разобраны. Так лучше. Один из санитаров несет их на плече, словно жердь. Точно так же выглядел отец, уходя на рыбалку.

Жантом обхватил голову руками. В глубине памяти у него сидит какой–то магнит, притягивающий образы прошлого, как металлическую стружку. Как их оттуда вырвать, чтобы использовать в новых ситуациях? Начнем сначала. Двое санитаров входят в дом. А потом?.. Все очень обыденно. За исключением, может, одной детали. Фуражки и очки скрывают их лица. Они проходят мимо консьержа. Тот их даже не останавливает. Нельзя же мешать работе «Скорой помощи». Санитары заходят в лифт. Черт побери, завязка интересная. Поднимаются на третий этаж. Выше не стоит. Ведь спускаться придется по лестнице. На лестничной площадке расположены две квартиры. Теперь можно дать волю фантазии. Для удобства сюжета в левой квартире никого нет, ведь все–таки мало–помалу это превращается в рассказ. Санитары читают фамилию на медной табличке на двери справа. Фамилия не имеет значения. Звонят в дверь. Открывает служанка.

— Здесь живет мсье X?.. Нас вызывали?

— Нет. Мы никого не вызывали.

Нельзя терять ни секунды. С инфарктом не шутят. Не обращая на нее внимания, они входят, закрывают за собой дверь. И вот они уже на месте. Старик Дельпоццо прав. Теперь можно делать все, что угодно. Например, связать служанку и спокойно обчистить квартиру. Уходя, даже сказать консьержу:

— До чего мы дойдем, если и впредь будут ложные вызовы?

Машина стоит на месте под наблюдением полицейского. Оба санитара занимают свои места. Полицейский отдает им честь, останавливает движение, чтобы никто им не мешал.

Ну вот! Жантом выиграл пари. Правда, довольно скромно. Выглядит все как мелкое происшествие. Во всем этом нет ни малейшего намека на фантазию. А если… Если санитары пришли не грабить квартиру, а кого–то выкрасть? Эту мысль Жантом с негодованием отверг, как только она пришла ему в голову. Ведь лежащий на носилках силуэт — совершенно невыносимое, вызывающее тошноту зрелище. Жантому не хочется на него смотреть. Но в то же время он всеми силами хочет узнать правду. Чтобы побороть ужас, надо все–таки обратиться к психоаналитику. Пока этот ужас продолжает существовать, Жантом связан по рукам и ногам и не в состоянии раскрыться как настоящий писатель. В лучшем случае он будет производить такие вот истории, как та, которую только что выдумал. Она довольно забавна. Ей без труда можно придумать любопытное продолжение. Но в ней не хватает страха. «А я вот, — подумал Жантом, — я боюсь страха. Пока не научусь играть на нем, как на скрипке, останусь неудачником».