Но из-за непредвиденного вмешательства Вирса, проблема того, разрешат ли Люку пойти самому за Мон Мотмой, внезапно стала вторичной; на первый план вышла перспектива провести несколько следующих недель в камере, подвергаясь карающему "дисциплинарному взысканию" Палпатина. Император много терпел от своего своенравного протеже, но намеренная ложь считалась крайне критичным проступком и всегда встречалась самым суровым наказанием.
Мысли раскачивались в голове, на лице сохранялась все та же невозмутимая маска. Люк вынуждал разум работать. Ом мог бы, конечно, заявить, что последовательная серия арестов была необходима для непрерывного давления на Мон - дабы обеспечить неизменность ее решения. Он мог бы даже заявить о своем непримиримом желании отомстить всем без исключения, кто был хоть как-то причастен к нападению на него. Но если Палпатин уже знает правду, все остальное будет прямой, откровенной ложью в глаза Мастеру.
Альтернативой было сказать правду. Или что-то наиболее близкое к правде - настолько, насколько позволяла ситуация. Абсолютной правдой было то, что он преследовал свою долгосрочную цель, свой большой план. И если бы шпион его Мастера находился в какой-либо другой позиции внутри Восстания, это могло бы быть приемлемым риском, но Лимэрит был руководителем ком-отдела на борту флагмана мятежников, и возможное обнаружение им причастности Люка к длительной передаче информации Восстанию, какой бы она ни была, привело бы к длительному периоду "исправления". Вполне вероятная возможность, когда руководитель ком-отдела мятежников - существо, контролирующее все поступающие и выходящие коммуникации - оказывался по совместительству агентом Палпатина.
Выбранный Люком курс действий (менять который было слишком поздно, конечно) - убийство Лимэрита и последующее разоблачение его убийцы - был тщательно рассчитан и необходим для придания убедительности его вымышленной личности и получения доверия у мятежников, а также для гарантирования безопасности Эрго - собственного шпиона Люка на флагмане Восстания. Все это было скрыто за его действиями против ботанов и до сих пор отлично работало.
Поимка Мотмы должна была стать хорошим отвлечением от необходимости Люка удалить Лимэрита для преследования собственной цели, решающий замысел которой сформировался у него во время выздоровления во дворце. Объяснение более тонких деталей того, как ему удался захват неуловимого лидера Восстания - после того, как он сделал бы это - должно было стать для Палпатина доказательством принятых Люком обязательств и убедительным аргументом того, насколько он знаком с Восстанием изнутри и насколько компетентен и способен разделаться с ним. Потому что, прежде чем он смог бы привести свой больший план в движение, Люк нуждался в двух вещах: в управлении кампанией против мятежников, которую сейчас возглавлял его отец и в создании определенного мышления внутри Восстания, определенной слабости, которую он один смог бы использовать. Ту, которую не было бы видно ни с внешней, ни с внутренней стороны.
Схемы внутри схем внутри еще одних схем - рискованная опасная игра на самых высоких ставках - именно та, которой научил его Мастер, своими действиями, если не словами. Но все это будет позже, когда позволит ситуация - не сейчас. Прямо сейчас все это усложняло его положение, ставя под угрозу планы пойти за Мотмой. Но ничего не оставалось, как только справиться с этим, держа удар, и затем посмотреть, сможет ли он перевести разговор в нужное русло. Попытка избежать ответа каким-либо образом лишь сделает Палпатина более подозрительным.
Мысли Люка мчались, ища то, что Палпатин понял бы, поверил.
- Мне было необходимо их доверие, чтобы добраться до Мотмы. Лимэрит купил его для меня.
- Ты отдал им моего родианца? – резко проскрежетал Палпатин, глаза угрожающе сузились. - Он много лет служил надежным источником информации.
Люк не вздрогнул под его взглядом. Возможно, должен был бы, хотя бы немного?
Слишком рано он открывал это, но слишком поздно было это менять; выдумывать что-то под таким давлением было чревато ошибками, а его Мастер был слишком коварным и хитрым противником, чтобы пытаться проворачивать этот гамбит. - Я заменил его. Внутри Восстания уже расположен другой агент, мы не остались слепы.
- И он…?
- Заслуживает доверия, Мастер. Вы хорошо преподавали мне. – О, ему не стоило так говорить. Люк видел все более сужающиеся глаза Палпатина, но он не мог отдать ему большую информацию, не сейчас.
Император прекрасно понимал двойное значение слов Скайуокера: и то, что он не заходил дальше черты очевидного неодобрения Мастера, и то, что он обошел молчанием имя этого нового агента; что ж, Палпатин действительно хорошо учил его.
- Не было причин менять его, - заявил Палпатин. Ему была безразлична судьба агента - чего нельзя было сказать о том, что его джедай сделал это без его разрешения.
- Для вас, Мастер. У меня были причины.
Палпатин только нетерпеливо поднял брови.