В Тенях и Темноте

- Ты смеешься на моем сломанном плече, - прохрипел он.

По какой-то причине это стало последней каплей; Мара больше не смогла сдерживаться, хотя она героически старалась сделать это, затаив дыхание так, что практически давилась смехом, на глазах выступили слезы. Люк в этот момент попытался сесть, оперевшись на нее, но от смеха Мара фактически обессилела и, желая чуть пододвинуться, она опрокинулась назад под весом Скайуокера, таща его за собой.

Он замер на несколько секунд от боли и затем откинулся на Мару, кладя на нее свою голову. В мрачном голосе явно послышался уже его смех:

- Что ж, ты абсолютно бесполезна в кризисе, Рыжая.

- Это не кризис, это - фиаско, - беспечно исправила она.

По-прежнему держа руки вокруг его груди, она чувствовала, как напрягаются от смеха его мышцы.

- Не заставляй меня смеяться. Это довольно больно.

Оба остановились, сдерживая дыхание и пытаясь вернуть себе силы, чтобы еще раз попробовать встать.

- Наверное, сейчас не время... но, возможно, тебе действительно нужно было остаться в медцентре?

- Если ты когда-нибудь скажешь об этом Халлину...

Угроза была потрачена впустую, поскольку Халлин ворвался в комнату, ответив на экстренный вызов Мары. Увидев их обоих на полу, с руками Мары вокруг Люка и его головой на ее груди, с глупыми ухмылками на лицах, он потрясенно остановился и, потупив глаза, начал отступать.

- О-о, мне очень жаль. Пожалуйста, извините меня. Я не...

- Халлин! - голос Скайуокера сорвался в крике, но тем не менее это получилось достаточно громко. - Вернись!

Учтивый голос доктора донесся с другой стороны дверей:

- ... Сейчас?

- Что теперь? - Люк отвел взгляд от подозрительно коротких утренних отчетов на датападе, которые он читал во время медленной ходьбы на беговой дорожке, раздражаясь больше на нехватку своей выносливости, чем на внезапное вторжение в небольшой спортзал.

Даже несколько минут упражнений по-прежнему вызывали у него практически полное изнеможение, заставляя чувствовать себя невероятно уязвимым здесь, во Дворце Императора. Поскольку правда состояла в том, что защитить себя от Палпатина мог лишь он сам, больше никто на это способен не был.

И он начал заставлять себя делать все, чтобы вернуть свою форму. Тяжелая, громоздкая конструкция, держащая его руку, была снята, остались только тонкие спицы, торчащие из-под кожи, и легкая фиксирующая повязка из полимера. Рука все еще была неуклюжей и неудобной, но это не шло ни в какое сравнение с тем временем, когда она фактически находилась в клетке. И как только спицы и повязка будут удалены, он собирался возобновить тренировки с лайтсейбером. Но пока даже такая небольшая нагрузка, как ходьба, заставляла его дрожать от истощения.

Его тревожило то, что во дворце он был словно в ловушке - ему никогда не нравилось здесь, он всегда воспринимал это место, как золотую клетку, а в такой близости к его Мастеру, еще и опасную. К тому же, пока он оставался во дворце, у него не было никакого надежного способа связаться со своими агентами; он провел последние полтора года размещая их повсюду для сбора того вида информации, которую он хотел получить прямо сейчас.

Ему необходимо было точно знать, что случилось, о подготовке и последствиях покушения на него. Особенно ему нужно было знать, почему Эрго - его шпион в лагере мятежников - не сообщил ему об этом, не оказалось ли прикрытие агента под угрозой. Но пока Люк находился не на своем корабле, где-нибудь подальше от столицы, он оставался изолированным от всей поступающей информации, кроме той, что счел передать ему его Мастер. Люк не думал, что Палпатин лжет ему - тот был слишком умел в управлении правдой, чтобы ему нужно было лгать - но Император, разумеется, вычленял и контролировать какую и в каком виде информацию допустить до него. При должном подходе упущения вводили в заблуждение точно так же, как и ложь; и их утренний разговор с Халлином только лишний раз убедил его в том, как далеко готов пойти Палпатин для достижения своих целей и насколько в действительности ненадежно положение самого Люка – насколько легко его можно пустить в расход.

Халлин был задумчив, когда пришел к нему этим утром, отдав короткий вежливый поклон, он явно старался начать разговор, но не знал с чего начать; поэтому Люку пришлось немало массу сил и уговоров, чтобы в конце концов все-таки вытащить из доктора то, что тот хотел сказать.

- Сразу после взрыва я... сомневался, выживешь ли ты, - начал Халлин, говоря о дне покушения. - У тебя были тяжелые раны, и мы никак не могли стабилизировать тебя. Тогда меня вызвал по комсвязи Император, и его первый вопрос был о том, будешь ли ты жить.

Люк пожал плечами, ничуть не задетый:

- Если я однажды не сделаю этого, я не советовал бы тебе возвращаться во дворец. Скорее всего это станет дорогой в одну сторону.

Халлин серьезно кивнул, намереваясь продолжить и не находя слов. Люк молчал, давая другу время собраться.

- В случае твоей смерти мне было приказано немедленно взять определенные образцы твоего тела и затем заморозить его.

Люка это не удивило: