В тени трона

– Стой, – сказал Михаил. На душе у него потеплело оттого, что он в этой тьме кромешной вдруг оказался не один-одинешенек, а с каким-то, пусть и незнакомым ему, человеком.

– А я подойти решился, – сказал матрос Федор, – потому что другой такой случай во всю жизнь, может, не представится. А теперь я всем своим расскажу – никто не поверит!

– Ты сам откуда? – спросил Михаил.

– С Тамбовщины, – охотно ответил матрос. – Деревня Белый Яр. Оттуда.

– Хлеб сеете? – продолжал легкий разговор Михаил.

– У отца кузня, – сказал Федор. – Брат ему помогает, а сестры – малолетки еще, в девках.

– Корова есть? – проявил знание крестьянской жизни Михаил.

– Как же без коровы?! – взмахнул руками Федор.

– А сам? – продолжал расспрашивать Михаил. – В отца пойдешь?

– Вернусь через пять лет, мельницу поставлю, – поделился планами Федор Соловьев. – А то у нас зерно молоть за двадцать верст везут, вот и придется ветряк в самую пору.

«Поставит обязательно, – одобрительно подумал Михаил. – Парень толковый».

* * *

Через шесть лет, 30 июня 1905 года, «Георгий Победоносец» присоединился к мятежному броненосцу «Князь Потемкин-Таврический» и направился в Одессу для встречи с побратимом, а на другой день сел на мель и сдался властям. От удара о дно и вызванного им толчка зарядный ящик в погребе для боеприпасов сорвался с места, придавил дежурного матроса Соловьева Федора и нанес ему тяжелые увечья. Его положили в корабельный лазарет, где он и скончался вследствие открытой черепно-мозговой травмы и перелома позвоночника. Это случилось за месяц до окончания флотской службы Федора, возвращения его в деревню Белый Яр с мечтой построить там мукомольный ветряк. Совершая такие неожиданные повороты, смеется, что ли, над человеком судьба – кто ее знает…

* * *

Поездка по железной дороге из конца в конец России волей-неволей превращается для путника в необыкновенное, хотя и отчасти обременительное событие. Дни тащатся за днями, бескрайние желтые степи за окном сменяются столь же бескрайними зелеными лесами, реки под мостами текут неостановимо и впадают в море где-то в далеком далеке. Это вам не европейские короткие разъезды. Но, с утра до ночи глядя на монотонно день за днем тянущийся за окошком пейзаж, немудрено для русского человека впасть в уныние, а то и погрузиться в запой.

А Михаил, стоя у окна салон-вагона царского поезда, отстукивающего версты по пути из Новороссийска в Петербург, не впадал в уныние от пейзажа за окном, и дорожный запой был ему незнаком. Глядя в окно, великий князь размышлял о том, что азиатчина заложена в плоть и кровь России и никогда не станет она зеркальной копией Европы – Германии, например, или же Франции! Ничего путного из этого бы не вышло.

Петр Алексеевич, любезный предок, накоротке познакомившись с Кукуем, приказал по немецкому образцу бороды брить, повесить на окошки красные клетчатые занавески и развести герань на подоконниках. Хотел Петр для пользы всего хозяйства и торговли в отечестве своем сровнять с землей тот невидимый крепостной вал, что стоял вдоль западных российских рубежей. Гей, славяне!

Любознательный народ во все времена тянется к новизне и переменам. Сближение сторон началось, процесс, можно сказать, пошел. Да только внешние признаки сближения в этом процессе возобладали. Боярышни-барышни натянули панталоны на свои филеи, а крепостные девки по-прежнему без них обходились – непривычно как-то. Зато все высокородные Юсуповы, Салтыковы и Кочубеи быстро позабыли о своих азиатских степных корнях и благами европейскими воспользовались для своего процветания. Великий царь Россию в Голландию все ж не превратил, и может, это и к лучшему. Бог ему судья. Но высшее сословие империи сохранило приверженность его начинаниям и западный путь развития России на многие времена. Сохранило и сохраняет! Никакие привходящие обстоятельства не смогли этому воспрепятствовать.

Михаил, стоявший у окна в вагоне царского поезда, пересекающего Россию с юга на север, ощущал себя европейцем до корней волос. И брат Николай, разумеется, был совершенным европейцем – не азиатом же! – не говоря уже о немке Аликс. Вся Семья была европейской, и вдовствующая Мария Федоровна тоже. Англо-германской была Семья, и это ничуть не мешало ей оставаться царствующим домом Российской империи. Они – европейцы, а тот матросик с броненосца, который мечтает построить мельницу в своей деревне с красивым названием, скорее все же азиат. Но это нисколько не мешает Михаилу быть для матросика великим князем или даже царем, как Николай.

Императорский поезд катил по России к столице. Семья и свита коротали вялотекущие часы, а Георгий, для которого время перестало существовать, лежал, вытянувшись во весь рост, в закрытом гробу, стоявшем на деревянном помосте в хвостовом вагоне.