В тени Нотр-Дама

Действительно остаток ночи я спал крепко и без сновидений. Это явно было бы по-другому, если бы я знал, какими роковыми последствиями обернется мое намерение. И скольких человеческих жизней оно стоило.

Глава 2 Почти человек [27]

Я проснулся, только когда солнце поднялось над крышами собора, а мой завтрак — свежий ржаной хлеб и овсяная каша, — стоял на маленькой скамье перед кельей. Это стало обычаем: Одон приносил мне еду сюда, чтобы не отвлекать от работы. Возможно (и к этому я склонялся все больше), он избегал поводов беседовать со мной. Но сегодня-то я разговорил бы его — сотни вопросов одолевали меня после вчерашней ночи.

Поначалу голод был сильнее любопытства. Пока я хлебал кашу из деревянной миски и вылизывал остатки корочкой хлеба, я решил подловить в обед Одона Два стакана сладкой вишневой настойки, которую посылал мне отец Фролло, были мною выпиты. Напиток укрепил мое мужество и намерения, заставив сильнее стучать кровь в жилах. Так думал я тогда и забыл, как всякий опьяневший, что мужество и сила — мимолетные обманчивые ощущения, если они подкреплены лишь вином.

За работу тем утром я так и не сел. Странные события ночи занимали меня настолько, что в моих размышлениях не нашлось места для комет, путь они состояли только из земных паров или пятой стихии. К тому же, моя голова отяжелела от вина, поэтому едва могла воспринимать глубокие мысли великих ученых. Когда подошло обеденное время, я притаился в засаде. Я сел на полу рядом с дверью, чтобы хорошо слышать Одона. При этом я устроился поудобнее, закрыл глаза и слушал ветер, который монотонно свистел в углах и закоулках Северной башни, стихая и снова усиливаясь.

Когда я проснулся, был уже вечер; суп с бобами на маленькой скамеечке давно остыл. Я проклял вишневую настойку и от гнева едва не разбил кувшин. Я был склонен видеть в этом подношении дьявольскую хитрость Клода Фролло, но вино обладало просто отменным вкусом. Однако, тем не менее, я запил водой мой холодный обед и решил: то, что так позорно не вышло днем, наверняка получится вечером.

Тени стали длинными, как запреты долгих церковных постов, а солнце — бледным отражением в потоке Сены, когда Одон пришел с ужином. Заслышав его шаги, я снова сидел за дверью, но на сей раз — бодрствовал!

Я вытянул довольно далеко голову, чтобы подсматривать через одно из окон. В темноте причетник показался мне весьма странным. Я увидел только его фигуру, закутанную в грубую рясу, которая низко склонилась перед скамьей.

Быстро, слишком быстро, я вскочил, распахнул дверь и выбежал наружу. То есть, хотел выбежать, но в спешке споткнулся о дверной порог, упал на причетника и повалил его на пол. С глухим шлепком разбилась глиняная чаша, которая была у него в руках. Что-то горячее ошпарило мне кожу, сильно запахло рыбой, луком и щавелем.

— Проклятье, черт побери, да будь ты проклят! — закричал причетник подо мной и столкнул меня с себя. Я ударился затылком о деревянную скамью, резкая боль пронзила голову.

Ощупывая ушибленную голову, я застонал:

— Простите меня, Одон, я совершенно не хотел нападать на вас. Я просто споткнулся.

— Одон с легкостью простит вас, мэтр Сове, его-то вы не окатывали ухой. Хороша благодарность!

Человек, который поднялся передо мной и смотрел на залитую супом рясу, был узок в плечах, лицо под жидкими светлыми волосами выглядело плоским как доска, словно после его рождения лоб, нос и подбородок договорились не обременять короткую человеческую жизнь выразительными чертами.

— Но …кто вы?

— Меня зовут Гонтье, и я причетник собора Парижской Богоматери. Отец Фролло поручил мне заботиться о вас, приносить вам еду и питье и предоставлять все, что вы пожелаете.

— Нет, Одону это поручено.

— Теперь не ему.

— С каких это пор?

— С сегодняшнего дня.

— Почему?

— Потому что архидьякон велел ему очистить от пыли скульптуры Собора.

— Разве это не мог сделать точно так же кто-нибудь другой, вы, например?

— Верно.

— Почему Фролло передал вам обязанности Одона, ему же поручил другое?

— Задайте этот вопрос Фролло, мэтр Сове. Я занимаюсь другим.

— Чем?

— Мне принести вам новый суп?

Я отказался от супа, извинился еще раз перед Гонтье и привел себя в порядок, насколько было возможно. При этом я размышлял над тем, какая причина могла быть у Фролло, чтобы дать Одону новое задание? Именно после этой ночи, когда Квазимодо посетил меня! Совпадение?

Конечно, я мог бы спросить об этом Фролло, но тогда он почувствовал бы мое недоверие. И при малейшей неудаче я снова стану голодным безработным бродягой на улицах Парижа. Значит, надо смолчать и сделать вид, будто ничего не произошло?