В тени Нотр-Дама

Мысль, что спасение Зиты Квазимодо и ее убежище в Нотр-Даме были напрасны, доставила мне большее страдание, чем боль, которая распространилась по моей голове и руке. Я не хотел принимать случившееся за правду, внушил себе идею, что египтянка не мертва, а только в обмороке. Разве я сам не лежал на площади, как мертвый, в чем убедил даже опытных падальщиков, которые кружили надо мной? Возможно, я внушил себе, что смогу спасти жизнь Зиты!

Я обнял каменный эшафот, как возлюбленную и подтянулся на нем.

Мои колени были слабы, словно овсяный кисель. Без опоры на камень я бы снова рухнул на землю. Несмотря на утренний холод, пот выступил у меня на лбу, и полупрозрачные кольца показали странный фокус у меня перед глазами.

Я глубоко и спокойно вздохнул, пока танцующие кольца не исчезли, и у меня не появилось чувства, что мои ноги снова слушаются меня. Потом я отпустил цоколь креста и обратился к виселице.

Солдат направил острие своего копья мне в грудь.

— Эй, куманек, оставь виселицу в покое! Народ должен видеть, что ведьма мертва. Королевский прокурор приказал сделать так, чтобы не возник новый призыв к ее освобождению. Если вы, оборванцы, опять начнете вырывать у нее для ваших колдовских средств волосы и ногти, скоро ничего не останется. И я не хочу иметь дело с Тристаном д'Эрмитом!

Второй солдат, который устало прислонился к своему арбалету, усмехнулся во весь рот.

— Оборванец совсем не выглядит, как мародеры трупов. Посмотри-ка, друг, как он таращиться на ведьму. Да он влюбленный петух!

— Или горячий жеребец, — закаркал с копьем. — А почему бы и нет, ноги изуродованы под пытками, и шея немного вывихнута, но все важные части невредимы.

Солдат с арбалетом кивнул и рассмеялся:

— У девы и у рыбы средняя часть — самая лучшая.

Его товарищ усилил давление острого железа в мою грудь.

— Проваливай, бродяга! Трупы для ощупывания в избытке на кладбище Невинно Убиенных Младенцев.

Поневоле я отступил на пару шагов назад и оказался в странной процессии, которая выходила с улицы Красильщиков на Гревскую площадь. Это были цыгане в своих роскошных одеяниях и сверкающих украшениях. На тамбуринах и флейтах они играли печальную мелодию, которая совсем не подходила к их пестрой процессии. Я догадался, что они оделись так празднично, чтобы почтить мертвую. Во главе их шел Матиас. Он остановил траурный поезд, как только солдаты по тревоге сгруппировались и подняли свое оружие.

— Вам не нужно бояться, — сказал Матиас конвоирам. — Мы хотим забрать только нашу мертвую дочь.

Краснолицый сержант выступил вперед и ударил себя в грудь:

— Невозможно! Королевский прокурор приказал, чтобы ведьму не трогали.

Матиас подошел к нему и сказал доверительным тоном:

— Весит слово королевского прокурора так же тяжело, как кисет золотых крон?

Сержант вытаращил глаза, и его решительность явно поубавилась:

— А… днем это трудно сделать. Но… возможно, ночью пара сердобольных прохожих снимет девушку.

Матиас кивнул:

— Тогда мы заберем нашу сестру ночью.

— Нет, с собой вам нельзя ее забрать. Если Тристан услышит об этом, он велит вздернуть нас. Но ее можно отнести под своды Монфокона, как это делают с другими повешенными. Я думаю, это будет приемлемо. Лучше всего завтра ночью, тогда мертвая надоест всем.

— Тогда в Монфокон, — вздохнул Матиас и протянул сержанту туго набитый кожаный мешочек. Тут же солдаты забыли о своем грозном виде и набросились на своего начальника. Едва сержант открыл мешок, как золотые кроны уже были поделены.

Я пошел к Матиасу и спросил:

— Вы действительно хотите позволить висеть вашей дочери на виселице?

Дикий огонь в его глазах, который, казалось, остыл, зажегся вновь. Он грубо схватил меня за руки, обнажил желтые зубы, как бешеный пес, и зашипел:

— Вы должны были позаботиться о ней, когда она была еще жива, гадчо! Вы были с Зитой в Нотр-Даме. Почему вы не защитили ее?

— По той же самой причине, по которой вы предали ее. Вы были со своими людьми ночью недалеко от Нотр-Дама?

— Да, но…

— И вы могли вмешаться, когда отец Фролло и Гренгуар утащили ее?

— Этого я не знал, — сказал он тихо и отпустил меня. Солдаты недоверчиво поглядывали на нас. Матиас потянул меня в тень улицы Красильщиков, где я сообщил ему печальное приключение последней ночи.

— Как Зита попала в руки Тристана, я не знаю, — заключил я. — И я не могу сказать, что она нашла в ведьмовской кухне Фролло.

— Но она была еще жива, когда вы прибежали на Гревскую площадь! Она ничего вам не сказала?

— Она была в смятении, взглянула на меня и выкрикнула потом имя своей козы.

— Джали?

— Да, герцог, она крикнула в ночь имя Джали. Коза была с ней в лодке, но на Гревской площади я ее не видел.

Матиас резко повернулся ко мне спиной и заговорил на цыганском языке со своим народом. По резкому, но все же четкому произношению я понял, что он отдает приказ. И я дважды услышал имя Джали. Мужчины и женщины бросились врассыпную, разделились по близлежащим улицам, разметались по Гревской площади, растворились в последних тенях ночи.

— Вы приказали им искать Джали, не так ли?