И щёлкают камерами, снимают витрину слева от меня. Я поднял шторку, за ней — обесточенный корпус Кевина. Одет в камуфляжку без знаков отличия, лицо — как у манекена, пустое и неживое. Бросаю на него беглый взгляд: хорошо было придумано расстегнуть куртку, чтобы видно было вскрытую грудную броню и дыру на месте аккумуляторов. Череп без парика и верхней части, без начинки, тоже смотрится неплохо. Надо было ещё и глаза вытащить, чтоб посильнее их всех проняло, гадюк…
— …Так вот, — продолжаю я. — То, что вы видели, дамы-господа, это прямое следствие работы криворуких и бессовестных военных специалистов. Надеюсь, все оценили масштаб проблемы? И я ещё, конечно, не мог продемонстрировать вам все записи из «чёрного ящика» этого несчастного меха, отчасти — из-за того, что в них может содержаться закрытая информация, отчасти — чтобы вас не шокировать. Думаю, вы и так представили себе, на что потенциально способен ИскИн со сбоями в этической базе.
В зале шум. Очень хорошо.
— И у них хватило бессовестности подать иск на «Пигмалион-М», — вздыхаю я. — Они нарушили пользовательскую инструкцию, влезли в заводские настройки меха, более того — в ту часть ОС, которую, согласно той же инструкции, не рекомендуется даже обсуждать с ИскИном! Это всё равно, что какой-нибудь недоучка раскурочил бы фирменный телевизор, спаял бы его начинку, как придётся, а потом попытался бы слупить с фирмы-производителя по суду за то, что телевизор взорвался. Согласитесь, это абсурдно.
— Производитель, — басом вещает военный чин во втором ряду, — обязан предусмотреть риски. И возможную опасность от нецелевого использования его изделия.
— Я прямо удивляюсь, — говорю я, — почему повсеместно не судят изготовителей столовых ножей. Этими ножами постоянно кого-то режут — а производитель обязан предусмотреть риски! С автомобилями — и того хуже: даже целевое использование сплошь и рядом приводит к человеческим жертвам, а производители ещё не сидят.
В зале смех. Чин обиженно пыхтит, но не знает, что сказать.
— Пытаться сделать из Галатеи оружие — то же самое, что пытаться убить кого-нибудь хлебным ножом, — говорю я. — Во-первых, преступно. Во-вторых, может оказаться неожиданно эффективно. Даже эффективнее, чем господа военные ожидали. Им бы поблагодарить за то, что мы чудом спасли их жизни, не говоря уж об оборудовании, а они лезут на стену и требуют крови.
— А как вы намерены предотвратить повторение подобных случаев? — спрашивает сидящая в первом ряду Ольга из «Голоса времени», милая девушка, которая ещё инцидент с Шером освещала в прессе.
— Хороший вопрос, — говорю я. — Мы сейчас списываемся со всеми владельцами Галатей. Собираемся провести исчерпывающие тесты и перезаключить договоры купли-продажи. Новым пунктом будет запрет на перепродажу машины третьим лицам: уже дважды Галатеи были проданы владельцами без нашего ведома — и оба раза дело едва не закончилось большой бедой. Я напоминаю, что фирма обязуется принять машину назад с возмещением её стоимости на любом сроке эксплуатации — и, само собой, предоставляет услуги по ремонту и обслуживанию. В общем, владельцы ничего не потеряют, а общество в целом приобретёт. Дополнительную безопасность. Ещё вопросы будут?
— Жаль меха, — вздыхает юная журналисточка с розовой гарнитурой и портативной камерой на виске. — ИскИны ведь, практически, личности… вам пришлось его демонтировать?
Я открываю небольшую голопанель. Включаю запись. Кевин говорит спокойно и грустно: «Я опасен. Я знаю, что я опасен».
— Он жестоко страдал от того, что с ним сделали военные программисты, — говорю я. — Настолько, что собирался уничтожить себя вместе с военной базой. Мы могли помочь ему только одним способом: отформатировали мозг. Тяжёлый удар для нас всех, но он вправду был опасен, и для окружающих, и для себя самого. Если у нас хватит мужества, то в этом корпусе будет существовать другая личность… но вряд ли. Скорее всего, он пойдёт под пресс. Слишком тяжёлая выходит память… о человеческой слабости, глупости и подлости. Задавайте ещё вопросы, господа.
Я весь в поту. Клодия подаёт мне стакан воды со льдом. Пресс-конференции — гнусная вещь, нужны только для самых крайних случаев. Например, когда с помощью прессы нам удалось вытащить Шерлока, которого учили убивать.
Жаль, что Кевина научили. А теперь нам как-то жить с этим.
После пресс-конференции возвращаюсь домой с таким чувством, что вырвался из камеры пыток. По дороге принимаю сообщение от Крошки Ло: со мной она говорит обычным голосом диснеевской принцессы школьного возраста, но важным чинам отвечает нежным контральто — они так легче понимают. В последнее время она — наш штатный юрист, потому что очень опытная.
— Звонили из прокуратуры, босс. Они прекращают дело, но вам нужно подъехать для беседы. Генерал Морт тоже звонил. Сказал: «Вынужден признать, что действия Пигмалиона спасли мне жизнь», — было приятно слышать, босс, — и хихикает.
Ну ладно, дома всё в порядке.
Раньше, чем к себе в кабинет, захожу к Маме-Джейн, взглянуть, как проходит реабилитация.