В темном-темном лесу

Я полулежу на больничной койке, пытаясь выстроить спутанные воспоминания в верном порядке, и тут дверь палаты снова распахивается. Сестра вкатывает перед собой тележку с подносом.

– Сейчас доктор посмотрит на твои анализы, и, скорее всего, потом тебе разрешат помыться. А пока надо позавтракать.

– Слушайте… – Я пытаюсь приподняться на подушках. – Слушайте, полиция там, за дверью… Они ко мне?

Сестра неловко отводит глаза и начинает сосредоточенно водружать на столик еду: картонную тарелочку с воздушным рисом, стакан молока и мандарин.

– Они ведут расследование несчастного случая, – наконец говорит она. – Наверняка с тобой захотят поговорить, но для этого им нужно разрешение лечащего врача. Я им так и сказала: не позволю врываться в палату среди ночи. Нечего, пусть ждут.

– Я слышала… – В горле у меня что-то скребется, то ли плач, то ли крик. – Они говорили, что кто-то погиб…

– Вот ведь! – Медсестра сердито хлопает ящиком. – Ну что они творят! Тебе нельзя волноваться, с твоей бедной головой!

– Так это правда? Кто-то погиб?

– Я не имею права обсуждать других пациентов.

– Это правда?!

– Я очень прошу тебя успокоиться. После такой травмы головы волнение противопоказано.

Она разводит руками, ничего не собираясь мне объяснять. Мне уже хочется завопить от этого дежурного жеста.

– Как я могу не волноваться?! Кто-то из моих друзей погиб, и я даже не знаю кто! Вы можете имя назвать? Почему я этого не помню! Почему я не помню, что было перед аварией?

– Так часто бывает после черепно-мозговой травмы. – Ее голос звучит очень мягко, так говорят с детьми и умалишенными. – Это связано с тем, как мозг переводит информацию из краткосрочной в долгосрочную память. Если что-то прерывает процесс, часть информации может потеряться.

Господи, я должна вспомнить! Я должна вспомнить, потому что кто-то погиб, под дверью моей палаты сидят полицейские, скоро они придут ко мне задавать вопросы, а я не знаю, что им отвечать, о чем меня вообще спрашивают!

Я помню, как бегу, бегу через лес, и на мне кровь – на руках, на лице, на одежде…

– Пожалуйста… – Голос срывается, в нем столько униженной мольбы, что я ненавижу себя за это. – Пожалуйста, скажите мне, что произошло? Что с моими друзьями? Откуда на мне столько крови? Я ведь не так сильно голову разбила, почему я вся в крови?!

– Я не знаю, – тихо отвечает медсестра с неподдельным сочувствием. – Не знаю, солнышко. Я приведу к тебе доктора, может, он что-то прояснит. А пока тебе надо поесть, восстановить силы. И доктор пусть увидит, что у тебя есть аппетит.

Она выкатывает тележку из палаты, дверь закрывается, и я остаюсь один на один с воздушным рисом.

Надо встать. Подняться на ватные ноги, дойти до коридора. Потребовать ответа от полиции. Но я остаюсь на месте. Слезы катятся по лицу и капают с подбородка на воздушный рис. Одуряюще пахнет мандарин; от терпкого запаха в голове вертится что-то, что я не могу ни вспомнить, ни забыть.

«Ну давай! – подгоняю я себя. – Давай! Соберись! Вставай! Выясни, что происходит! Выясни, кто погиб!»

Я не двигаюсь. И не только потому, что у меня болят ноги, раскалывается голова и все мышцы превратились в мокрые тряпки. Я не двигаюсь, потому что мне страшно. Я не хочу слышать имя, которое назовут мне люди из полиции.

Потому что я боюсь, что они пришли за мной.

Глава 21

Мозг заполняет дыры в памяти, дорисовывая в них то, чего не было.

Надо отделить факты от собственных фантазий.

Но как? Я же писатель. Мы профессиональные лжецы. И остановиться бывает очень сложно. Видишь дыру в сюжете – надо ее заполнить, добавить причину, мотив, правдоподобное объяснение.

И чем больше я стараюсь припомнить реальных событий, тем больше «фактов» рассыпается в пыль…

Точно помню, что проснулась от испуга. Не знаю во сколько, было еще темно. На соседней кровати сидела Нина, ее расширенные глаза поблескивали в полумраке.

– Ты слышала? – прошептала она.

Я кивнула. Я слышала, как кто-то прошел по коридору. А потом тихо отворилась одна из дверей.

Сердце стучало где-то в горле. Я сбросила одеяло, схватила халат. Перед глазами стояли свежие следы на лужайке.

Мы легли спать, не обыскав дом.

Секунду я постояла на пороге, прислушиваясь. Потом с осторожностью выглянула. В коридоре стояли Клэр и Фло, бледные от страха. Фло держала ружье.

– Что-то случилось? – прошептала я как можно тише.

Клэр быстро кивнула и пальцем указала на лестницу. Я вслушивалась, но не могла ничего различить из-за шума в ушах и собственного сбивчивого дыхания. Потом внизу что-то зашуршало, и раздался отчетливый стук, как будто кто-то прикрыл дверь. Внизу определенно кто-то ходил!

– Где Том? – спросила я одними губами, и в ту же секунду Том высунул голову из своей комнаты.

– Вы слышали? – спросил он.

Клэр мрачно кивнула.

На этот раз источником звуков был явно не ветер. Мы хорошо слышали шаги. Сначала по плитке в кухне, потом по паркету в коридоре, потом – скрип первой ступеньки.