Для меня все это звучало как список людей, которых я никогда не видела, мест, в которых никогда не бывала, и постановок, о которых я в лучшем случае краем уха слышала. Из всего длинного повествования о театральных интригах я вынесла одно: у Брюса была с Джеймсом какая-то неприятная история, он зол и пытался запретить Тому ехать на девичник. Однако Том все равно поехал.
– Короче, хрен с ним, – наконец заключил Том, имея в виду то ли Брюса, то ли Джеймса.
Он подошел к полке, на которой выстроилась батарея бутылок: джин, водка, остатки вчерашней те-килы.
– Налить тебе чего? Джин-тоник?
– Нет, спасибо. Разве что просто тоник.
Том кивнул, вышел за льдом и лаймом и вернулся с двумя бокалами.
– Пей до дна, – сказал он мне с таким серьезным лицом, что сразу стал выглядеть лет на десять старше.
Я отхлебнула и поперхнулась. Нет, тоник в бокале, конечно, был, но и джина тоже изрядно. Стоило бы возмутиться, однако Том вскинул бровь так комично и так вовремя, что я лишь рассмеялась.
– Ну, выкладывай, – потребовал он, осушив свой бокал, – что там у вас с Джеймсом стряслось? Отчего вчерашняя сцена?
Ответила я не сразу. Не спеша отпила еще джин-тоника, размышляя, что бы сказать. Конечно, первым побуждением было отшутиться, только он ведь все равно вытянет – не из меня, так из Нины или Клэр. Лучше уж сейчас самой.
– Мы с Джеймсом… – Я покрутила льдинки в бокале, выбирая формулировку. – Мы были вместе.
Вот, сказала. Правду – хотя настолько неполную, что звучала почти ложью.
– Еще в школе, – добавила я.
– В школе?! Бог ты мой! Доисторические времена. Типа, первая любовь?
– Типа того.
– Но теперь-то вы друзья?
Что я могла на это ответить?
«Нет, я не видела его с того дня, как пришло то сообщение»?
«Нет, я так и не простила ему то, что он сказал и сделал»?
Просто «нет»?
– Не совсем. Просто как-то… перестали общаться.
Повисла пауза. Тишину нарушали только голоса Клэр и Фло из кухни да шум душа наверху – очевидно, Нина оставила попытки дозвониться до Джесс.
– То есть вы вместе учились? – спросил Том.
– Ну, вроде того. На самом деле познакомились, когда играли в школьном спектакле.
Говорить об этом сейчас было очень странно. Все-таки у взрослых не принято обсуждать друг с другом первый раз, когда тебе разбили сердце. Но с Томом это выходило как-то легко – как со случайным попутчиком, с которым можно поболтать и навсегда разойтись в разные стороны. В общем-то я и правда едва ли где-то столкнусь с ним после этого девичника. Так что в какой-то мере я даже испытала облегчение.
– Ставили «Кошку на раскаленной крыше». Джеймс был Бриком, а я – Мэгги. Есть в этом некоторая ирония…
– Почему? – спросил Том.
Я не могла ответить. Я думала о словах Мэгги в последнем акте – о том, как ложь становится правдой. Если бы я сейчас процитировала эту строчку, Том бы сразу все понял. Конечно же, он знает, о чем в пьесе говорила Мэгги.
Поэтому я отпила джин-тоника и сказала лишь:
– Просто так.
– Да ладно! – Загорелое лицо Тома расплылось в улыбке. – Ничего не бывает просто так.
Я вздохнула. Правду ему говорить было нельзя – по крайней мере,
– Ну… я была вторым составом. Роль Мэгги изначально получила Клэр. Она играла главную роль во всех спектаклях, начиная с младших классов.
– И что случилось?
– Она заболела ангиной. Очень сильно, пропустила целый семестр. Так я попала на сцену.
Меня все время ставили вторым составом – я хорошо запоминала текст и вообще была добросове-стной…
Том смотрел на меня выжидающе. Пока он не увидел никакой иронии.
– Ты к тому, что она не стала его парой на сцене, а стала в жизни? – уточнил он.
– Не совсем… Скорее к тому, что я была не на своем месте. Я не люблю, когда на меня смотрят, – и вдруг оказалась в главной роли. Может, это вообще свойственно писателям – не стремиться быть в центре внимания, но желать, чтобы их словами говорили другие? Как думаешь?
Том не ответил, лишь взглянул на лес за стеклянной стеной. Я понимала, что он вспомнил вчерашний разговор – о сцене и зрителях. О безмолвных наблюдателях во тьме.
Сегодня пейзаж за окном смотрелся немного иначе. Фло включила снаружи фонари, так что перед домом была видна лужайка под белоснежным ковром нетронутого снега и голые, шершавые стволы деревьев. По-хорошему, это должно было меня успокоить: никаких следов под окнами, однозначное свидетельство, что утренний гость больше не приходил. Однако спокойнее мне не стало. Теперь пространство еще больше напоминало сцену, залитую софитами, а черная трясина за островком света как будто еще потемнела.
Незримые наблюдатели во тьме. Я содрогнулась, подумав о мириадах лесных глаз – горящих желтым зрачков лис, сов и землероек. Но следы, на которые я наткнулась с утра, оставило не животное. Это был человек.
– Снег перестал сыпать, – констатировал очевидное Том. – Что радует. Не хотелось бы, чтобы нас тут завалило.
– Завалило? Думаешь, такое возможно в ноябре?